Как оформить усыновление ребенка из роддома? Отказ от ребенка в роддоме: правовой и моральный взгляд.

Маленькая подмосковная больница, палата на 6 мест. За окном бушует весна. Но здешние дети солнце видят только через оконное стекло.

С ними некому гулять. Их некому любить. Порой нет даже человека, который просто взял бы их на руки, покачал, поагукал… Взрослые появляются перед ними всего на несколько минут: покормить, сменить одежду, дать лекарство…

Эти дети - отказники. Те, кому не нашлось места ни в родной семье, ни в сиротском заведении. Дважды проклятые. Мест в домах ребенка не хватает, и своей очереди приходится ждать порой по нескольку лет. Ждать можно только здесь - в обычной детской больнице. Где нянечек не хватает даже для “законных” больных…

Мы почти ничего не знаем о них. Лишь изредка всплывает информация о безобразиях, творящихся с этими детьми: где-то им заклеили рты - чтобы не плакали, где-то привязали к батарее - чтоб не падали. Вот, собственно, и все.

Проблема отказных детей, живущих в больнице, долгое время вообще замалчивалась, - говорит председатель комиссии Общественной палаты по вопросам социального развития Александра Очирова. - Мне о ней стало впервые известно случайно, от мамочек, которые лежали со своими детьми в больнице и увидели этих обездоленных крох…

По закону, когда ребенок получает статус “отказного” в роддоме или изымается из неблагополучной семьи, он попадает в стационар детской больницы, чтобы пройти там обследование, и затем должен быть направлен в сиротское заведение. Но зачастую отказные дети годами находятся в больнице - не по медицинским показаниям, а потому, что дома ребенка переполнены.

В больницах не предусмотрено дополнительных штатных единиц (врачей, воспитателей, нянечек) для отказников - и персонал при всем желании не может уделять им внимание, гулять с ними, - продолжает Очирова. - Поэтому многие дети за все время своего пребывания в больнице ни разу не были на улице, некоторые даже не выходят из палат.

С каждым днем у малышей-отказников уменьшается шанс стать нормальными людьми. С каждым днем они, лишенные общения, все больше отстают от своих сверстников в физическом и психическом развитии. Зачастую дети попадают в больницу здоровыми, а выходят с больничным синдромом не разговаривают, не улыбаются, не умеют играть.

Дети все время лежат в кровати, так обслуживающему персоналу легче с ними работать, - рассказывают волонтеры - добровольцы, которые помогают больничным малышам. - Иногда над теми, кто пытается вставать, натягивают специальную сетку - чтоб лежал…

Совершенно недопустимо, чтобы самое важное время своего развития, когда закладываются основы человеческой личности, будущей судьбы, дети проводили в больницах фактически в одиночестве, - объясняет детский психолог Елена Логинова. - Ведь сразу после появления на свет младенец должен развить кору головного мозга, передать ей функции хватания, ползания, хождения и т.д. Сделать это можно только с помощью взрослых. Работа эта настолько мощная, что за два года жизни вес мозга младенца удваивается. Потом это время наверстать очень сложно, а иногда и невозможно.

В палате отказников одной из подмосковных больниц (не буду называть ее, дабы не навлечь на врачей начальственный гнев) я появилась в обществе волонтеров. Эти люди оказывают всяческую помощь - привозят одежду, памперсы, игрушки. Но главное - не позволяют отказникам превратиться в “растения”. Играют с ними, гуляют, разговаривают…

Движению волонтеров уже три года. Большинство добровольцев - мамы, в свое время находившиеся в больницах с собственными детьми.

У всех у нас семьи, но находим время и для больничных малышей, - рассказывает активная участница движения Марина Андреева. - Я, например, сейчас собираюсь бросить работу, благо муж в состоянии обеспечить семью. А то сижу в офисе с бумагами и думаю: “Что я тут делаю? Меня там, в больнице, дети ждут”.

Наше появление в палате отказников вызывает радостную суету. Кто-то из малышей тянет к нам руки, кто-то показывает свои богатства - погремушку, мишку… Самая старшая в палате, 4-летняя Сонечка, обнимает меня так, будто я самый любимый человек в ее жизни. Я с опаской оглядываюсь на прозрачные окна палаты. Мне уже сообщили, что в большинстве больниц волонтерам и иже с ними брать детей на руки, общаться запрещают. Почему? Скорее всего медперсонал не хочет приучать детей к рукам. Но в этой больнице, кажется, можно. Беру девочку на руки - и в миг оказываюсь зацелованной.
Хочу вручить ей принесенную игрушку - лохматого щенка, но Марина останавливает меня. “Отдай лучше Наташе! Сонечка и так счастливица - на нее уже готовят документы усыновители…”

Усыновление, опека, нормальная семья - единственное спасение для таких детей, - констатирует руководитель объединения волонтеров Елена Альшанская. - Кто вырастет из отказника, который в детстве видел только железную решетку своей кроватки да больничные стены? Этим детям не поможет дом ребенка, даже самый лучший. Только семья!

Между тем именно отказникам труднее всего найти семью. “Засекреченных” больничных детей усыновляют редко, о них просто никто не знает. А у чиновников, как водится, есть дела и поважнее.

СПРАВКА “МК”
Официальной статистики по отказникам нет. По данным Департамента молодежной политики, воспитания и социальной защиты Минобразования РФ, количество детей-сирот, находящихся в больницах, приютах и других учреждениях временного пребывания, составляет 11 388. 11 388 ДЕТЕЙ СЕЙЧАС ЛЕЖАТ ПОД СЕТКАМИ НАД КРОВАТКАМИ! ОНИ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛИ СОЛНЦА! ИХ НИКОГДА НЕ ОБНИМАЛИ ПЕРЕД СНОМ!
Например, в Подмосковье около 620 отказников живут в больницах. Только в одной городской детской больнице г. Читы сейчас живут 70 отказных детей. В государственной клинической больнице Краснодара - 35 отказников. В Екатеринбурге - 250, в больницах Новосибирска и области - около 200.

Недавно в издательстве «Никея» вышла, пожалуй, самая подробная отечественная книга о семейном устройстве детей из детских домов. Ее авторы — психологи, работающие с детьми-сиротами и приемными семьями почти 20 лет, — разрушают многие стереотипы, существующие вокруг устройства детей в семью. Например, отвечают на вопрос, какого ребенка «лучше» усыновить: того, от которого отказались еще в роддоме, — или ребенка, попавшего в детский дом из неблагополучной семьи?

Важен ли для успешного усыновления опыт жизни в семье?

Болезненность процесса изъятия ребенка из семьи и информация о негативных последствиях жизни в неблагополучной семье становятся основой достаточно распространенного социального стереотипа: для ребенка лучше совсем не иметь опыта жизни в «плохой семье». Также многие считают, что хуже всего относятся к себе дети, пострадавшие от жестокого обращения. Однако практика показывает, что наибольшие проблемы с самовосприятием имеют дети, не имевшие никакого опыта близких отношений со взрослыми, — дети, от которых отказались в роддоме, так называемые отказники.

У них совершенно отсутствует опыт близких и доверительных отношений со значимым взрослым, через который ребенок обычно и получает представление о том, что он кому-то важен и нужен, заслуживает любви и представляет из себя ценность. Также у таких детей не формируются модели поведения привязанности в раннем детстве, что важно не только для их благополучного устройства в семью, но и для последующей взрослой жизни и возможности быть родителями.

Тем не менее в нашем обществе считается, что для семейного устройства ребенок, отказной с рождения, — «самый удачный» вариант для родителей. Идея о том, что «ребенок — чистый лист», отношения с которым можно начать с нуля, кажется привлекательной. В этом случае люди не отдают себе отчет, что смотрят на воспитание приемного ребенка даже более идеалистично, чем в некоторых случаях на воспитание своих собственных детей.

Не все в воспитании детей зависит от родителей. Родители не собственники ребенка, они передают ему жизнь, и рождаются дети для жизни. Любой ребенок в первую очередь Божий (или «природный» для тех, кто не верит в Бога), во вторую — свой собственный, со своими индивидуальными особенностями, заметными с рождения. И только в третью очередь — «родительский».

Родители — самые главные люди для своих детей. Они любят своих детей, заботятся о них, от них зависит, как реализуется тот потенциал, который заложен в ребенке. Их ответственность велика, но результат , то, каким человеком вырастет ребенок, зависит от многих факторов, не только от родительской любви и стараний.

Два действительно важных момента при семейном устройстве детей-отказников:

• необходимо, чтобы младенцы как можно меньше находились в учреждении без мамы или других близких взрослых (минимизация травмы родительской депривации);
• чем младше ребенок, тем больше времени есть для формирования привязанности к замещающей семье.

То есть с точки зрения защиты интересов ребенка желательно скорейшее помещение маленького ребенка в семью. Но это не средство для приемных родителей избежать проблем. По мере того, как ребенок будет расти, станут проявляться его природные особенности, как положительные, так и отрицательные, будут возникать закономерные возрастные кризисы, не говоря уже об обычных житейских конфликтах.

Что на самом деле происходит с детьми, от которых отказались при рождении?

В настоящее время существует достаточно много литературы о последствиях младенческой депривации в первые годы жизни ребенка: нарушения в формировании головного мозга и центральной нервной системы, неврологические проблемы и другие нарушения физического здоровья, связанные с отсутствием жизненно необходимого ребенку эмоционального тепла и контакта с близким взрослым. Эта важная информация помогает опровергнуть распространенное мнение о том, что все проблемы детей-сирот связаны с «плохой генетикой».

Кроме физиологических проблем , ранняя младенческая депривация приводит к нарушению формирования механизмов привязанности . Для детей из домов ребенка характерна «размытая привязанность». В этом случае не закрепляется сам механизм формирования близких отношений со значимыми людьми из-за их отсутствия.

Дети-отказники часто начинают называть «мамой» нянечек и воспитательниц. Может показаться, что для ребенка лучше иметь возможность хоть кого-то называть «мамой», чем не иметь такой возможности вообще. Однако в процессе таких отношений у ребенка формируется соответствующее представление о том, кто такая «мама»: это женщины, которые заботятся о бытовых потребностях ребенка, они могут уходить и приходить или пропадать совсем.

Очевидно, что при дальнейшем семейном устройстве неизбежным образом возникают проблемы из-за расхождения между сложившимся у ребенка представлением о родительских ролях и тем, что ему предлагается в приемной семье. Например, приемных родителей может травмировать то, что ребенок не выделяет их как «значимых взрослых», может уйти с любым посторонним человеком на прогулке, ко всем идет на руки и т.д. Некоторые семьи впадают в отчаяние, решив, что они не имеют никакого значения для своего приемного ребенка и что так будет всегда. Бывает, это становится причиной возврата ребенка в учреждение.

Кроме физиологических и эмоциональных последствий родительской депривации важно учитывать психологический фактор «ничейности» . С возрастом дети-отказники в учреждениях осознают то же самое, что и дети, изъятые из семей. То, что у них нет своего дома и своих родителей, и что этим они отличаются от других людей. Отсутствие информации о прошлом и каких-либо представлений о родителях приводят к тому, что дети сначала пытаются фантазировать, сочиняя себе «альтернативную историю» или заимствуя жизненные факты из рассказов других детей, а в подростковом возрасте переживают настоящий кризис идентичности, буквально озвучивая следующее: «Я не знаю, кто я и откуда. Я никто». Это не всегда так драматично и очевидно на первый взгляд, но обязательно проявляется в индивидуальной работе с ребенком.

В отличие от детей-отказников дети из неблагополучных семей обычно все же имеют опыт близких отношений со взрослыми. Их проблемы в формировании привязанности могут быть связаны с иными причинами: последствия жестокого обращения и пренебрежения со стороны взрослых. Но при этом опыт установления и поддержания отношений со значимым взрослым, на который можно опираться при помещении в новую семью, у них все же есть. Чаще всего их способность к привязанности остается сохранной, а нарушения в формировании привязанности возможно скомпенсировать.

Так что при устройстве в приемную семью и в случае с отказниками с рождения, и в случае с детьми из неблагополучных семей могут быть и трудности, и положительные результаты. Главное — не поиск варианта, где «проблем будет меньше», а умение эти проблемы решать.

Благополучие в приемной семье зависит не столько от особенностей ребенка, сколько от отношения к этим особенностям родителей. В воспитании и «отказных» детей, и детей «с историей» есть свои трудности. Хорошая подготовка родителей к принятию ребенка в семью, реалистичные ожидания и представления о психологических особенностях детей, переживших разрыв с семьей, а также гибкость принимающей семейной системы и принятие родителями ребенка — все это гораздо больше влияет на успешность семейного устройства, чем то, «отказной» ребенок или нет.

Мария Капилина (Пичугина)
Татьяна Панюшева

Купить эту книгу

Обсуждение

У меня дочка приемная. Сейчас 3,7, изъята из семьи в 1,5, вместе мы 1,7. В детских учреждениях по времени была мало, но сменила три дома ребенка. Ее взяли в опеку какие-то родственники после смерти матери (мать умерла после изъятия ребенка), но впоследствии именно из-за симптомов депривации сдали обратно в дом ребенка. Не выдержали, думали, что ребенок это цветок лазоревый. Действительно, агрессия, аутоагрессия из ребенка перла. И сейчас еще вылезает. Она мстит людям за то, что с ней обошлись несправедливо. Это просто надо пережить, стиснуть зубы и пережить, а также любить ребенка надо. Я рада, что не сдалась. У меня никогда не было желания ее вернуть обратно, хотя "убить" за ее выходки хотелось периодически.
С другой стороны я почему-то благодарна Био матери. Ну не оставила она ее в роддоме, не отказалась, хотя возможность была. Это же о каких-то чувствах говорит со стороны матери. Да, Мать была никудышная, но Мать.
И сейчас моя Доча очень ласковая. Постоянно мы с не целуемся, милуемся, аж душа радуется. С мозгами у ребенка все очень хорошо, умненькая, память хорошая.
Другое дело, что на характер ребенка вся эта история отпечаток наложила. Только Доча чувствует, как ее не принимают, игнорируют(в т.ч. другие дети), так тут же ежиком становится и агрессию проявляет. Надеюсь, что с возрастом пройдет, работаем над этим с психологом.

"Оба хуже" (С)

У меня приемный ребенок, изъятый из семьи в возрасте 4 месяцев. У нас проблемы не с отсутствием привязанности, а с гиперпривязанностью - в первые полгода, которые ребенок провел дома, ей тогда было 2,8, я не могла даже в туалет сходить одна, ребенок буквально должен был держаться за меня, чтобы чувствовать себя спокойно. Это проявляется даже сейчас, ей уже 7 лет, и спать мы должны обязательно с открытыми дверями комнат, т.е. быть в зоне видимости и досягаемости. так что статья действительно малопрофессиональная.

Какая в принципе разница? И что значит- что лучше? Главное - любить ребенка, любого и отдавать ее этому ребенку.

Интересно, кстати, а не связана ли описанная в треде ниже сохранность отказников с, как бы это сказать, большей сознательностью био? Я имею в виду, что это же надо принять решение, с паспортом родить, написать согласие на усыновление. То есть нужны какие-то минимальные усилия и определенный уровень ответственности. Может быть и дети тогда получаются тоже более сознательные?
В личном опыте у меня один изъятый в 2,5 года и одна отказница. Но делать какие-либо выводы пока, естественно, рано. Единственное, что могу сказать: у обоих, кажется, нет проблем с привязанностью, не было госпитализма и депривации.

Мой опыт говорит о том, что самые жесткие нарушения привязанности как раз встречаются у детей, которые первые годы жизни провели в условиях пренебрегающей кровной семьи. Кроме нарушений привязанности у таких детей очень часты агрессия и аутоагрессия, переносы своей ненависти и боли на приемную семью. А если кровные родственники еще пытаются "качать права", тогда ребенка вообще раздирают такие чувства, с которыми врагу не пожелаешь встретиться.
У отказников совершенно не обязательно нарушение привязанности. Вне зависимости от того, как к ним относились в больницах и домах ребенка.

у меня все наоборот. у изъятого ребенка куча проблем и из-за течение беременности, и из-за обращения с ним в асоциальной семье, и из-за ее места обитания, и из-за голода и болезней там, и из-за изъятия итд итп.
а отказник- просто ребенок, ну тревожность осталась, да...

Разочаровало. Для выпускницы пединститута, прочитавшей несколько учебников о психологии сиротства это было бы очень неплохо. Но для ведущих специалистов в этой области очень поверхностно и малопрофессионально. И снова эти штампы про "безнадежных отказников" и "не такие глубокие проблемы у детей из асоциальных семей".

Че-то я думала, такие теории уже потеряли свою актуальность. А я эту книгу рекомендовала "не глядя" людям. Пойду, пожалуй, почитаю.

Фу-фу-фу. Вместо "разрушения стереотипов" только поддерживают очередной о том, какие ужасные отказники.

Каждый год в роддомах Екатеринбурга родители отказываются от детей. Причины разные: тяжелые пороки, ВИЧ, трудности с деньгами. Порой матери подписывают отказ, а порой бегут из роддома, и начинается длительная процедура поиска и восстановления документов. Все это время младенцы проводят в детских больницах - восьмой, одиннадцатой и пятнадцатой. Все это время им нужны уход, забота и обычная ласка - без них у детей развивается «синдром белого потолка», они отстают в развитии, поздно начинают разговаривать.

Фотографии

Сергей Потеряев

Чтобы ухаживать за детьми, больницам нужны няни. Своих волонтеров на эту службу отправляют разные благотворительные организации: например, «Аистенок» находит волонтеров и платит им зарплату, 15 тысяч в месяц. В минувшее воскресенье, 26 февраля, в Екатеринбурге прошел благотворительный фестиваль и гараж-сейл «Благомаркет» , где на оплату работы социальных нянь собрали 585 тысяч 211 рублей. The Village поговорил с женщинами, которые выполняют эту работу, о том, как они нашли свое призвание и как относятся к детям.

Юлия Ефремова

Няня в детской больнице № 11

После школы в начале двухтысячных я поступила в медицинский колледж. Ситуация в больницах была тяжелая - ни лекарств, ни ухода за больными. Я пришла на практику, и у меня волосы встали дыбом. Работать в медицине так и не смогла - поняла, что не выдержу эмоциональной нагрузки.

Я окончила экономический институт, работала менеджером по продажам в сфере фитнеса и за десять лет выросла до руководителя небольшого фитнес-центра. Параллельно, лет пять или шесть назад, приняла ислам, вышла замуж и уехала с мужем-госслужащим за двести километров от Екатеринбурга, в область. Там занималась домом. Спустя три года мы вернулись в город, но работать в сфере фитнеса я уже не могла. Наша вера подразумевает определенный круг общения, определенную гармонию. С одной стороны, исламская женщина на работе должна приносить максимальную пользу обществу, с другой - эта работа должна быть дозволенной, исключать лишние контакты, особенно с мужчинами.

Устроиться волонтером помогла двоюродная сестра, которая давно работает в «Аистенке». Однажды летом она сказала, что в одиннадцатую детскую больницу требуется няня. Рассказала, что это непростая работа, что дети бывают сложные и больные и как иногда психологически тяжело. Но я живу рядом, люблю детей и хочу завести своих, и муж был не против такой работы. Так уже два с половиной года я работаю волонтером в больнице.

О подопечных

Когда я впервые пришла в больницу в июне 2014-го, настроилась на работу, на здоровый медицинский цинизм: я не буду их жалеть, иду помогать чем могу. На деле оказалось, что детям не хватает элементарной заботы, что нужно их переодеть, искупать, покормить, поиграть. Медсестер две, детей - десять, они едят каждые три-четыре часа. Ты приходишь, и каждому ребенку достается чуть больше внимания.

Часто я одновременно ухаживаю за 16-17 детьми младше трех лет. Условно их можно разделить на три группы: первые живут в детских домах, а когда тяжело заболевают, детдом не может справиться своими силами и отправляет малышей в больницу. Вторых приводят социальные службы - это дети, которых нашли на улице или изъяли из семьи. Изредка сами матери отдают детей на время. По закону, семья в сложной жизненной ситуации может передать ребенка в детдом или больницу на срок до полугода. Социальных сирот - больше половины.

Третья группа - это младенцы. Новорожденные отказники проводят в роддоме около месяца, затем попадают к нам. Если ребенок здоровый, его моментально усыновляют, минуя детский дом. Часто это вопрос нескольких дней, недель: за месяц после рождения потенциальные родители успевают собрать документы и пройти школу приемных родителей. Малыши с отклонениями попадают в детские дома, с тяжелыми заболеваниями - остаются в больницах.

Аня

Аня провела у нас почти год. Она родилась недоношенной и с такими пороками, что мы не могли передать ее в детский дом. Профессор приходил к Ане с комиссией и говорил, что такие не живут - это чудо. В горле у ней была трубочка, трахеостома, она непрерывно была на кислороде и капельницах. Питалась через зонд, не держала голову, не говорила и практически не росла. Даже плакать не могла, потому что нет голоса, но могла улыбаться. У таких детей нередко поражен мозг и они лежат без сознания, но Аня отлично соображала.

Она видела и слышала, когда я заходила в палату, помнила меня, знала, в какое время будет есть и принимать лекарства. Я разговаривала с ней и иногда брала на руки, когда было поменьше трубочек. С Аней у нас день рождения в один день, 7 июля. В сентябре она умерла.

Лера

Лере два года и девять месяцев, ее забрали у мамы уже во второй раз и, скорее всего, отдадут в детдом. Это может затянуться на несколько месяцев: дети, изъятые из семьи, лежат в больнице до полугода. Сначала мать не хочет отдавать, но ее все же лишают прав после серии экспертиз. Затем выясняется, что у ребенка есть папа, и начинают искать папу. За это время дети становятся нам словно родными.

Лера попала в больницу вместе с девятимесячным братом, и мы вместе о нем заботимся. Физически дети здоровы - я их кормлю завтраками и обедами, которые привозят в палату в контейнерах, включаю детские песенки и сказки, беру на колени. Лера очень умная, любит рисовать, лепить, читать. А еще разговаривает. Недавно меня не было в больнице четыре дня, я зашла в палату к Лере и слышу: «Я тебя потеряла». У меня был шок, прямо до мурашек.

К таким детям прикипаешь. Некоторых я сама отвожу в детский дом как сопровождающая, случается всякое: вцепляются, ревут. Помню практически всех детей, с которыми работала за эти два с половиной года.

Ромка

В больницах волонтеры подписывают бумагу о неразглашении. С государственными детьми все строго: с ними нельзя фотографироваться, нельзя называть фамилий. Но иногда удается встретить бывших подопечных.

Когда я устроилась няней, Роме было около года. Он ходил, но был очень худеньким, в горле трахеостома. Белокурый, голубоглазый, активный и улыбчивый ребенок: бегал по кроватке, научился есть через трубочку.

Однажды я отводила двух маленьких сестер в детский дом и увидела на стене фотографию Ромки. Выяснилось, что его усыновили и увезли в Германию, сняли трахеостому, восстановили дыхание и связки, глотательную функцию. Такая операция сложная и стоит около полутора миллионов, но у семьи Ромы все получилось. Я плакала.

О родителях

Детей, которых изъяли из семьи по ошибке, всегда видно. Они не тянутся за лаской, скучают и плачут, особенно в праздники. Ребенку полгода, а он скандалит, может не есть сутками, пока его не заберут. Мы для него чужие. Обычно таких детей быстро забирают обратно: родители собирают все справки, исправляют ошибки.

Малыши из действительно неблагополучных семей невероятно реагируют на тепло. Едва повернешься к ним и улыбнешься - вцепляются и не отпускают, благодарят глазами. Такие дети поступают затюканными, с неврологическими проблемами, а в больнице расцветают. Получается, социальные службы приняли верное решение.

Бывает, что мы встречаем их родителей. Некоторые мамочки чувствуют свою вину и благодарны нам, а у некоторых включается защитная реакция, агрессия: «Почему ребенок похудел? Почему сопли?». Пока их лишают прав приходят, плачут, а потом пропадают. Чаще всего от детей отказываются русские, реже в больницу попадают дети от смешанных браков. А вот усыновлять приходят все: русские, киргизы, цыгане.

О судьбе каждого ребенка в больнице можно снимать кино. Одна женщина вступила в старообрядческую общину, вышла замуж, родила девятерых детей. Позже сбежала из леса с одним из детей и поехала на поезде искать бога. В Екатеринбурге ее прямо из вагона отправили в психоневрологический интернат, а ребенка к нам. По закону, дети без медицинского полиса, но с родителями лежат в палате бесплатно три дня. Дальше их пребывание в стационаре оплачивает больница, персонал. Конечно, когда за ребенком приехал отец-старообрядец, никаких полисов у него не оказалось. Он забрал жену и ребенка и уехал обратно в Сибирь.

Фатима Алиева

Няня в детской больнице № 8

Я приехала из Дагестана два года назад. Окончила там исторический факультет вуза, но поработать не успела - пришлось переехать с мужем в Екатеринбург. Год я адаптировалась, а потом на странице благотворительного фонда «Баракят», где общаются мусульманские девушки, встретила объявление Юли. В «Аистенке» искали волонтеров в восьмую больницу. Она на Вторчермете, всем было далеко, а я оказалась готова ездить.

Я отправилась в больницу и осталась там, влюбилась в детей. Муж был не против, родители тем более. Говорят: «Хорошо тебе, сюсюкаешься с детьми, а еще и деньги платят». Работаю, как и другие волонтеры, 25 часов в неделю. Обычно прихожу на пять часов каждый день, кроме субботы и воскресенья.

В восьмой больнице дети не такие тяжелые, как в одиннадцатой. Туда поступают малыши из родильных домов, бывают месячные. Больных с утками у нас нет: можно играть, брать на руки, гладить. Приходят дети из семей и детских домов, от двух до пяти лет. Но я в основном работаю с детьми младше года. Такие дети проводят в больнице немного времени, максимум три месяца. Иногда за ними могут прийти уже на следующий день.

Утром я прихожу в больницу, умываю, подмываю, переодеваю. Делаю специальную зарядку. Каждому подбираю одежду, стараюсь, чтобы все было красиво и сочеталось по цветам. Совсем маленьких детей достаточно погладить, и они сразу засыпают. Те, что постарше, хотят играть и общаться. При мне спят только месячные дети, остальные хотят получить максимум за те пять часов, что рядом. Они привыкли находиться одни и засыпают, стоит мне только выйти.

Случаются победы. Алисе был почти годик, а она боялась ходить. Мы поставили ее на ходунки, и скоро она научилась бегать. Алису привели уже во второй раз: сначала из больницы забрал дедушка, а потом понял, что не справляется. С тех пор она выросла, радуется моему приходу, кричит командирским голосом. Когда играем слишком долго, требует включить ей «Машу и медведя».

У Арсения синдром Дауна, но он очень веселый и совсем немного отстает в развитии. В год и девять месяцев стоит в кроватке, ступает шаг за шагом. Я научила его говорить «дай пять». Иногда поступают дети без имени, и я зову их по-своему. Одну девочку назвала Машей, но опека потом дала ей другое имя.

Я получаю от этой работы невероятную отдачу. Когда вкладываешь в детей эмоции - они расцветают. Тем, у кого никогда не было благополучной семьи, ужасно не хватает любви и объятий. Этим я и занимаюсь - обнимаю их.

Юлия Петрова

Няня в больнице № 15

Раньше я работала воспитателем в детском саду, но столкнулась с профессиональной усталостью. Во время долгого отпуска пять лет назад подруга предложила мне работу в «Аистенке». Взрослые приходили к кризисному психологу, а я в это время занималась их детьми. Когда одиннадцатой больнице потребовались волонтеры, я отправилась туда, а сейчас ухаживаю за детьми в пятнадцатой.

Чтобы стать няней в больнице, нужно сдать анализы, пройти психиатрическую экспертизу. Необходимо оформить санитарную книжку, регулярно делать флюорографию, кожно-венерологические исследования. Это непростая задача, потому потенциальные волонтеры часто так и не доводят дело до конца, отказываются.

Пятнадцатая больница - инфекционная. Сюда попадают дети с туберкулезом, гепатитом, ВИЧ, венерическими заболеваниями. Это значит, что я всегда в халате, головном уборе и перчатках.

К нам направляют детей, найденных на улице, отказников из родильных домов. Бывает, слышишь по радио: «найден ребенок». И понимаешь, что сегодня будет новый подопечный. Или отец приводит: «мама где-то гуляет, а мне надо на работу». Особенно много детей после рейдов органов опеки. Прошел рейд - и в больницу поступает по двое-трое ребят из одной семьи.

Найденышам я даю имена. Привозят ребенка, а в карте написано: «девочка, 3 килограмма 750 граммов». Это неправильно. Мне нравится имена Иван и Соня, так и зову детей. Однажды ухаживала за мальчиком, подвижным, пытливым, любознательным, звала Ромкой. Потом в нашей школе приемных родителей встретила его будущую маму, и она сказала, что не будет давать ему другого имени. Ромка и Ромка, в точку.

Я работаю всю неделю с двух до семи, иногда по выходным, по ночам. Здесь нужно ингаляцию сделать, здесь с капельницей посидеть. Капельницу малышам ставят в голову. Лежит двухлетний ребенок, бледный, не ест, меняем памперсы каждые полчаса. И вдруг: «Музыку, музыку!» И мы ставим музыку. Еще у меня целая сумка игрушек, фломастеров, карандашей, мыльных пузырей. С девочками постарше пеленаем куклу.

Без няни медсестрам тяжело. Они любят детей, но в больнице лежат не только отказники, но и мамы с детьми. Каждому нужно дать лекарства, поставить капельницу, закрепить катетер, который дети постоянно вырывают, покормить и переодеть тех, кто без мамы. Сил едва хватает на элементарные функции.

Я прихожу и купаю детей вечерами, успокаиваю и кормлю перед сном. И вижу, как боязливые становятся ласковыми, как догоняют сверстников в развитии. Вот ребенок сам сел, перевернулся, пошел. Но есть и сложности. Однажды поступила девочка двух лет, пережившая насилие. Она просто лежала в кроватке и смотрела в потолок, ни на кого не реагировала. Я посоветовалась с психологами и в итоге нашла к ней подход: мы рисовали вместе.

Поначалу расставаться с детьми было сложно. А сейчас я настроила себя, что это просто такая работа. И если собрать все мои отчеты, получится, что за последний год я ухаживала за 60 детьми.

В среднем здоровый ребенок проводит в больнице девять-десять дней. По сравнению со 100-120 днями десять лет назад это прорыв. От детей стали меньше отказываться, это факт: если в 2009 году в Екатеринбурге было 192 отказника, то в 2016-м - 55. Но и этим детям, и на короткий промежуток времени нужны внимание и забота».

Лариса Рожкова

Замначальника управления здравоохранения Екатеринбурга

«Первый год - самый важный в жизни ребенка. Он рождается и за один год из горизонтального положения переходит в вертикальное, от безэмоционального состояния - к речи, от простого сосания - к нормальной пище. И если ребенок рождается весом в среднем три килограмма, то к концу года он утраивает свою массу.

Когда такой ребенок попадает в больницу, главная задача медсестры и врача - поддерживать его здоровье. Больницы не предназначены для длительного проживания детей. Конечно, чтобы когнитивные функции ребенка развивались, ему нужна няня, а не врач, и здесь на помощь приходят волонтеры и благотворительные организации. „Аистенок“, в частности, проделывает огромную работу. Меня потрясает, что волонтерами становятся и бездетные, совсем молодые девушки, и пожилые обеспеченные женщины.

В среднем здоровый ребенок проводит в больнице девять-десять дней. По сравнению со 100-120 днями десять лет назад это прорыв. От детей стали меньше отказываться, это факт: если в 2009 году в Екатеринбурге было 192 отказника, то в 2016-м - 55. Но и этим детям, и на короткий промежуток времени нужны внимание и забота».

За первое полугодие нынешнего года в родильных домах Новосибирской области зафиксировано 65 отказов от детей. За весь прошлый год - 62. В 2015 году от новорожденных отказались 67 женщин. Много это или мало? С одной стороны, с учетом населения Новосибирска и области вроде бы не так уж и много. С другой - ужасно много, учитывая, что сейчас нет войны, голода, эпидемий и других катастроф. Что же двигает такими матерями, какие мотивы заставляют их поступать так?

Просто так отказаться от ребенка нельзя, женщина должна объяснить, почему она приняла такое решение, привести какие-то веские причины, - говорит начальник управления опеки и попечительства министерства социального развития Ольга Квятковская. - Обычно указывают отсутствие жилья, работы, плохое материальное положение. Бывает, что родители или другие родственники женщины категорически против и не хотят принять ее с ребенком. И, как правило, все эти так называемые матери незамужние. Случается, что от детей отказываются мигрантки из республик бывшего СССР, но я бы не сказала, что это тенденция. Порой родительницы просто ведут асоциальный образ жизни. Женщина может отказаться от своего ребенка, это ее право. Как рассказывает главная акушерка новосибирского родильного дома № 7 Татьяна Калинина, если мать это твердо решила, она подписывает специальный документ на официальном бланке, который заверяют главный врач и руководство районной администрации. Если женщина замужем, муж тоже должен оформить отказ (если он, конечно, не хочет оставить ребенка себе). В роддоме малыш проходит все необходимые обследования, потом его помещают в детскую больницу.

Но еще до того, как отказ подписан, мы сообщаем в органы опеки, в общественные организации, церковь тоже привлекаем, - говорит Татьяна Калинина. - Иными словами, такие женщины не остаются без внимания. И хочу подчеркнуть, что, с тех пор как мы стали работать таким образом, около 30 процентов потенциальных отказных детей остаются в родной семье.

Если инстинкт не проснулся

Как рассказывает президент негосударственной общественной организации «Вместе» Владимир Жижков, в центре поддержки семьи и детей «Вместе» есть специальный тревожный телефон. Звонки поступают днем и ночью. Как только получен сигнал, что в каком-то роддоме мама хочет отказаться от ребенка, туда тут же выезжает сотрудник. Причем происходит это лишь с согласия женщины: если она не хочет, то общественникам никто ничего сообщать не будет.

Наши сотрудники беседуют с женщиной, которая хочет отказаться от ребенка, выясняют, какие причины заставляют ее совершить подобный поступок, предлагают помощь, - рассказывает Жижков. - Если мать категорически отказывается взять ребенка, мы, как правило, не настаиваем. Как показывает практика, ни к чему хорошему это не приводит. Прецедентов, когда такая мать применяла бы насилие по отношению к ребенку, я, к счастью, не знаю. Но бывает, что она после выписки из роддома продолжает вести асоциальный образ жизни, не заботится о малыше, и в конечном итоге все заканчивается изъятием ребенка и лишением родительских прав.

Бывает, что мама оказывается в безвыходном положении. Она и рада бы оставить ребенка, но у нее нет для этого ресурсов: нет своего жилья, родственников, готовых помочь, нормальной работы со стабильной зарплатой, чтобы получать социальные выплаты. В этом случае ей оказывают помощь. Если женщине после выписки из роддома в буквальном смысле некуда идти, ей помогают с временным проживанием.

Истории со счастливым концом

В Новосибирске есть государственный кризисный центр «Радуга» и несколько частных - «Вместе-Надежда», «Голубка», «Маргарита», приют святой Софии. В среднем мамочки с детьми проводят в таких центрах около года, кто-то больше, кто-то меньше. Обычно за это время ситуация как-то улаживается: женщин трудоустраивают, работают с родственниками, чтобы те приняли их домой. Иногда папы проявляют сознательность и начинают помогать. Владимир Жижков привел такой пример. Иногородняя студентка забеременела, будущий отец, как только об этом узнал, растворился в воздухе. Девушка очень боялась рассказать о случившемся своим родителям, ведь они отправили ее учиться, возлагали на нее надежды. В результате решила отказаться от ребенка. После беседы с сотрудниками центра «Вместе» девушка изменила свое решение, переговорила с родителями, те ее поняли и приняли. Сейчас счастливая мать воспитывает малыша. Она взяла академический отпуск.

Но есть одна серьезная проблема, - отмечает Владимир Жижков. - Очень трудно устраивать в детские сады детей до трех лет. До полутора лет мама получает пособие и может как-то сводить концы с концами. Потом выплаты прекращаются, женщине надо выходить на работу, но в садик ребенка не берут. Как ей жить эти полтора года? Тут уж кто как приспосабливается. Бывает, что несколько женщин объединяются. Допустим, одна сидит с детьми, остальные работают, иногда мамы трудятся посменно и подменяют друг друга. Кто-то отдает ребенка в частный детский сад. Все деньги идут туда, а что делать?

Ольга Квятковская вспоминает такой случай. Выпускница одной из коррекционных школ Новосибирска, сирота, к тому же несовершеннолетняя, забеременела. Понятно, что ни жилья, ни работы у девочки не было (выпускникам подобных образовательных учреждений вообще непросто найти работу). Родив, она решила отказаться от ребенка. По ходатайству министерства социального развития ей предоставили временное жилье в «Радуге». Параллельно специалисты органов опеки работали с отцом малыша. Дело закончилось свадьбой. Молодой семье помогли снять жилье, компенсировали стоимость аренды, решили вопрос с трудоустройством. Сейчас в этой семье уже двое детей.

Но это, можно сказать, истории со счастливым концом - дети живут с родными мамами, а иногда даже и с папами. Пусть в небольшом достатке, но зато в родной семье. Хочется верить, что все у них будет хорошо. А что же с теми, от кого все же отказались?

Те, кому не повезло

Если ребенок здоров, то, как правило, проблем с его устройством не возникает, - поясняет Ольга Квятковская. - В каждом районе на очереди стоят люди, готовые усыновить ребенка. Желающих очень много, их число постоянно растет. Чтобы дети быстрее попали в семью, будущие родители сначала оформляют над ними временную опеку, параллельно мы готовим документы на усыновление. Это довольно длительная процедура, которая происходит через суд. Помню, женщина, уже имеющая двоих детей, но без мужа, родила третьего и отказалась от него. Буквально в тот же день ко мне на прием пришла пара, желающая усыновить ребенка. На днях ему исполнился год, и все у них хорошо.

Гораздо меньше везет тем, у кого серьезные проблемы со здоровьем, а также детям, у которых есть родные братья и сестры. По закону устраивать в семью надо всех детей разом, но далеко не каждый потенциальный усыновитель к этому готов. Таких деток помещают в дом ребенка. Точнее, туда берут всех отказников, но здоровые в этом заведении долго не задерживаются.

Органы опеки выдают специальное направление потенциальным усыновителям, они приходят к нам. Мы предоставляем всю информацию о ребенке, рассказываем, какие у него проблемы со здоровьем, какие нужны обследования, лечение, - говорит главный врач ГБУЗ НСО «Специализированный дом ребенка № 2» Галина Стремоухова. - После этого будущие родители принимают решение. Как правило, каждое дитя находит новых папу и маму. Бывает, что пять-шесть семей от ребеночка отказываются, а седьмая все-таки берет. Это касается в первую очередь детей, рожденных мамами с ВИЧ. Вообще-то такие дети здоровы, но их нужно месяц лечить, а потом еще полтора года наблюдать, брать анализы.

По словам Галины Стремоуховой, примерно 85 процентов детей, от которых отказались в роддоме, в конечном итоге находят новых родителей. А остальные, те, которые страдают синдромом Дауна, другими генетическими заболеваниями, ДЦП и иными поражениями центральной нервной системы, никому особо не нужны. Фактически они лишние. Как тут быть? Нет ответа…