Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
В аннотации первого издания книги «От семидесяти до ста. Размышления и воспоминания» отмечалось, что автор, известный социолог и литератор, достигший солидного возраста (в июле 2014 года ему исполнилось 80 лет), делится своими впечатлениями и размышлениями по поводу наступившей старости, воспоминаниями о событиях, ей предшествовавших и ее сопровождающих. Подчеркивалось, что сделанные в книге выводы могут быть интересны всем, но особенно молодым, не задумывающимся об этом неизбежном этапе на их жизненном пути. Именно им автор адресовал свою книгу в первую очередь. Готовя второе издание книги, автор учел то обстоятельство, что в России насчитывается значительное число долгожителей, в том числе и перешагнувших столетний возрастной рубеж, в связи с чем название книги было несколько изменено. Теперь книга называется «От 70-ти до 100 и далее…». При этом размышления и воспоминания остались и осталась ее нацеленность на молодежь. В книге появились фотографии, иллюстрирующие представления автора об активной старости. Выражаю искреннюю благодарность за ценные советы коллегам: профессору В.В. Мартыненко, члену-корреспонденту РАН Ж.Т. Тощенко, профессору С.А. Тюшкевичу. Издание 2-е, дополненное.
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги От 70-ти до 100 и далее… Размышления и воспоминания (В. Н. Иванов, 2018) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
Феномен старости
Старость же – последняя сцена в драме жизни.
ЦицеронСтранно стариться, очень странно.
Недоступно то, что желанно.
Д. СамойловУстоявшейся точкой зрения является утверждение, что старость начинается с 70 лет. Правда, в последнее время она все чаще подвергается пересмотру. Появились термины «молодые старики» и «старые старики», третий и четвертый возраст.
Старость, как утверждает «Большая медицинская энциклопедия», – это период человеческой жизни, начинающийся в возрасте около семидесяти лет, в этот период происходят разные изменения, которые трактуются как вполне естественные.
По классификации Всемирной организации здравоохранения, выделяются следующие возрастные этапы: до 44 лет – молодой возраст, 45-59 – средний, 60–74 – пожилой, 75–89 – старческий, 90 лет и старше – долгожители. Есть и другие подходы, другие градации.
Своя шкала измерения возраста есть у геронтологов: до 45 лет человек считается молодым, с 45 по 59 – зрелый возраст, с 60 по 74 – пожилой, с 75 по 89 – старческий, 90 лет и выше – возраст долгожителей.
Мне представляется оптимальной такая градация: детство, отрочество, юность – до 20 лет; молодость – от 20 до 35 лет; зрелые годы – от 35 до 60 лет; пожилой возраст – 60–75 лет; старость – 75–90 лет; долгожительство – после 90 лет.
Существуют и различные определения старости: от серьезных философских до юмористических. Старость, считают философы, – заключительный этап жизненного цикла человека. Старость, считает народная мудрость, – это когда «видит око, да зуб неймет», желание есть, а сил его реализовать нет.
А поэт Александр Тимофеевский (83 года) так сказал по поводу старости:
Знаешь, что такое старость?
Старость – когда в сердце лед.
Водка с праздника осталась,
Но ее никто не пьет.
Старость, говорят юмористы, – это когда половина мочи уходит на анализы.
О старости написано немало, но эта тема всегда актуальна. Разные исторические условия, разный культурный уклад, разные социальные реалии рождают новые проблемы людей старческого возраста.
Первое, что бросается в глаза, – их становится все больше. Так, по данным Росстата, общая численность населения в нашей стране с 2006 до 2015 года выросла на 2 %, в то же время численность населения в возрасте старше трудоспособного (пожилом) – на 20 %. Если в 2006 году доля пожилых составляла 20,4 %, то в 2015 году – уже 24 %. По прогнозу того же Росстата, до 2031 года в России рост численности пожилых продолжится. Это, вообще говоря, общая тенденция для всех развитых стран. Она подтверждается и растущей ожидаемой продолжительностью жизни после шестидесяти лет. Так, в европейских странах она составит: в Германии – 23,51 года, в Швейцарии – 25,03, в Италии – 25,09, во Франции – 25,18, в России – 18,35.
Растущий удельный вес людей старших возрастов в составе населения страны обусловливает необходимость большего к ним внимания. Нужно создать и освоить культуру старости (старения). В этом залог не просто продления жизни, но и повышения ее качества на завершающем жизненный цикл этапе. Об этом, кстати, шла речь на проведенной в октябре 2016 года в Москве конференции на тему «Общество для всех возрастов». Как отметил на этой конференции писатель и телеведущий А. Дубас, «культура старости – это культура жизни».
Старость в наше время, как, собственно, и в другие времена, меняет многое в жизни человека. Статус, роли, возможности, перспективы, ожидания – все меняется. Меняется в целом образ жизни.
Жизнь, для мужчины в особенности, – это длинный список дел. Старость означает его сокращение. Вообще говоря, этот процесс начинается еще в преддверии старости. В 60–65 лет (еще не старость) человеку предлагают перейти на пенсию со всем, что к этому прилагается. Приходится принимать соответствующие решения. Дальше – больше. Реально наступает старость, и все, что с нею связано, ощущается в полной мере. Прежде всего, появляются горькие мысли: «Неужели и жизнь отшумела?» (А. Блок). Вопрос, требующий конкретного ответа. Он может быть и положительным, и отрицательным. Для тех, кто продолжает трудиться, кто не разрывает свои связи с социальной средой, жизнь продолжается, пусть и в несколько сокращенном масштабе. Для тех, кто этого сделать не сумел, ответ будет положительным. Вывод такого рода может вызвать смятение и даже страх, преодолеть который бывает непросто.
Как отмечает заведующий кафедрой гериатрии и геронтологии Первого московского медицинского университета профессор П. Воробьев, «резкий переход от активности до ничегонеделания часто не проходит даром. Поэтому нужно, чтобы люди в старшей возрастной группе трудились как можно дольше. Это сохраняет им здоровье и увеличивает продолжительность жизни. Кроме того, мудрость пожилого вполне уравновешивает импульсивность молодого. И в результате производительность такого тандема кратно растет».
Старость – это когда главное сделано: дом построен, дерево посажено, дети выросли, книги написаны. Но растут внуки и правнуки, дом требует ремонта, деревья – ухода, замысел новой книги – своей реализации. Объективно жизнь продолжается во всех случаях, как бы и кто бы ни воспринимал происшедшие изменения. Ощущение, что «я устал, устал, и крылья одряхлели» (С. Надсон), может быть преодолено. Конечно, при соответствующих волевых усилиях.
Вспоминается Р. Киплинг:
Умей принудить мысли, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все истлело
И только воля говорит: иди!
Шок осознания наступившей старости, как правило, со временем проходит. Человек успокаивается, примиряется с происшедшим. Появляется понимание того, что нужно осмыслить новое состояние и адаптироваться к нему. Хорошо об этом сказал наш современник, уже немолодой поэт (1941) Юрий Рыченков:
Ах, как бы научиться мудро жить:
Встречать рассветный час и помнить Бога,
Сомненьями себя не изводить,
Растя в душе гнетущую тревогу.
И поспешить, пока горит свеча,
Собрать все до единого каменья
И всех, с кем не поладил сгоряча,
Простить, понять и попросить прощения.
Самым сложным на пути адаптации к новой жизненной ситуации может стать состояние одиночества. Причины последнего могут быть разными, так же как и его характер. Одиночество может быть добровольным (и даже привлекательным) и вынужденным. В данном случае речь идет о последнем. Одиночество в известном смысле противоестественно, ибо человек – существо социальное, ориентированное на самые разнообразные контакты с себе подобными. Человеку одному в старости справиться со всей совокупностью возникших проблем очень сложно.
На уже упоминавшейся научно-практической конференции в Москве по теме «Общество для всех возрастов» были представлены первые итоги социологического исследования «Столетний гражданин». Социологами было изучено состояние здоровья и социальные условия жизни ста пожилых людей в условиях мегаполиса. Были сделаны, в частности, выводы, что в этом возрасте они не могут жить самостоятельно, одиноко, они нуждаются в поддержке и у них высокая потребность в получении социальной и медицинской помощи.
Старость – это время воспоминаний. Воспоминания представляют собой своеобразный способ приведения в порядок собственной жизни, попытку найти какую-то логику в своих поступках, а может быть, и оправдать некоторые из них, объяснить их смысл, причины и последствия, воскресить в памяти что-то самое главное и значимое в твоей жизни, что-то согревающее душу.
О чем вспоминают в старости? О многом. О делах и свершениях, о том, что удалось, что можно поставить себе в заслугу. Реже о том, что не свершилось и что вызывает сожаления. Иначе говоря, о многом из того, что составляло смысл прожитой жизни. Но не меньшее место в воспоминаниях занимают и сугубо личные коллизии. И здесь первое место принадлежит любви. Любовь. Влюбленность. Увлечения. Все, что наполняет жизнь особым смыслом, особой радостью. Конечно, не исключены и огорчения, и разочарования. Но все же радости, как правило, бывает больше. «И море, и Гомер – все движется любовью» (Осип Мандельштам). К этой вечной теме возвращаешься вновь и вновь и каждый раз находишь для себя что-то новое. В основном читая других авторов и сопоставляя прочитанное со своим видением, со своим личным опытом.
Попытка отразить познанное в любовных отношениях была сделана мною в книге «О любви. Феномен. Коллизии. Финалы». Казалось бы, что можно сказать нового после наших замечательных классиков, после Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тургенева, Толстого, Куприна, после Блока, Есенина, Маяковского, Цветаевой, Симонова и т. д. И понимая, что сказано так много, все же пытаешься сказать что-то свое. Придает смелости мысль А.П. Чехова: «До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что “тайна сия велика есть”, все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и остались нерешенными». Старость – это как раз то время, когда можно подумать об этих нерешенных вопросах, понимая, что решить их в полной мере не удастся, но что-то добавить в общую копилку накопленных в этой области знаний имеет смысл.
Что касается моих личных воспоминаний, память почему-то удержала главным образом неудачи на любовном фронте, обломы, как нынче говорят. Не скажу, что я был донжуаном, но в юные годы влюблялся часто, и неудач было мало. Я старался держать под контролем свои чувства и если понимал, что нравящаяся мне женщина не ответит мне взаимностью, то пытался побыстрее ее забыть. Но получалось не всегда. Иногда чувства брали верх, даже в случаях явной бесперспективности, и тогда меня ждала неудача (облом). То, что связано с так называемыми победами на любовном фронте, оставило светлое, доброе, но какое-то аморфное воспоминание, за исключением некоторых уж очень ярких любовных вспышек. Все это относится, разумеется, к холостяцкой поре. Женитьба же все меняет в корне. Любовь «до» и «после» отличается уровнем ответственности и постоянства. Действуют разные жизненные установки. Легкомыслие молодости сменяется основательностью зрелого возраста.
У Вольтера есть интересный термин – «дух возраста». Он отмечал, что если человек не овладевает им, то несет на себе горе этого возраста.
«Дух возраста» требует своего своевременного осмысления и в известном смысле смирения на этой основе, ибо что позволительно юноше, то выглядит смешным в зрелом (пожилом) возрасте. Но человек, как правило, не хочет стареть. Он сопротивляется наступлению старости, хотя где-то в глубине души всегда понимает неотвратимость ее победы. В юности человек редко задумывается о неизбежном финале. Он живет полной жизнью. С возрастом его возможности объективно уменьшаются, и он становится, как говорил поэт, «скупее в своих желаниях» (С. Есенин). Это как правило. Но бывают и исключения, «бунт против возраста», и этот бунт несет в себе угрозу неизбежного поражения и, как следствие, разочарования. А. Шопенгауэр отмечал в этой связи, что «более разумные индивидуумы в этом периоде жизни стремятся к простому отсутствию страданий и беспокойств, нежели к наслаждениям». Но менее разумные поступают нередко по-другому.
Мои беседы со сверстниками убеждают в том, что особое место в воспоминаниях занимает детство. Оно окрашено в особые тона, и у всех, как правило, это радостные воспоминания, связанные с любовью родителей и к родителям, с многочисленными открытиями мира, с его познанием, его принятием. Детство – это фантазии и мечты. «Все мы родом из детства» (Антуан де Сент-Экзюпери) – эта крылатая фраза полна глубокого смысла.
«Детство – «маленький рай» (Галина Головина). И, вполне понятно, воспоминания о нем всегда приятны, и чем дальше уносит нас время от этого «маленького рая», тем более дорогим и ярким он нам представляется.
Конечно, детство не лишено огорчений, но они быстро забываются.
О своем детстве, невзирая на то, что оно пришлось на военные и послевоенные годы, я тоже сохранил добрые воспоминания. В годы войны наша семья (мать, двое ребят и бабушка) была эвакуирована на Урал. Жили в деревне. Было тяжело, как и всем. Но были и радости. Впервые именно там я приобщился к верховой езде и сохранил на всю жизнь любовь к лошадям. Именно там я научился плавать. Понял смысл сельского труда. Ощущениям детства я посвятил четверостишье:
Что в прошлом? – Мой нелегкий труд,
Дел и ошибок грустное наследство
Что хочется из прошлого вернуть?
Сказать по совести, пожалуй, только детство.
Иногда в памяти совершенно неожиданно всплывают, казалось бы, малозначимые случайные эпизоды, фрагменты каких-то спектаклей и даже отдельные фразы, которые когда-то поразили своей точностью или парадоксальностью. В какой-то пьесе, сыгранной в советское время в одном из московских театров, дед говорит внуку: «Знаешь, чего в вашем поколении не хватает? Задумчивости». Наверное, это фраза на все времена. Молодым всегда не хватает времени сначала подумать, а уж потом сделать. Подумать, чтобы понять глубинную суть явлений и процессов, не ограничиваться тем, что лежит на поверхности.
Недавно встретил своего старого приятеля, с которым вместе учились в адъюнктуре ВПА имени В.И. Ленина. Обрадовались встрече, разговорились, и вдруг он меня спросил: «Ну как, ты еще “освежаешься”?» И мы оба рассмеялись. А предыстория этого bon mot такова. В годы учебы в адъюнктуре к моему соседу и другу Б.В. Сафронову приехал из Ленинграда его бывший сослуживец, полковник В. Собрались в моей комнате (она была самой вместительной). Разговор шел на самые различные темы, и вдруг наш гость спросил у Б.В. Сафронова: «Борис, у вас здесь все условия для донжуанства. Вы, надеюсь, пользуетесь ими?» Борис ответил отрицательно, на что полковник В. заметил: «Напрасно. Очень освежает». С тех пор, когда кто-нибудь из наших адъюнктов-холостяков шел на свидание или свидание проходило тут же, широко применялся термин «пошел освежиться» или «освежается». Этот термин как-то прозвучал на встрече с начальником политотдела академии, который приехал познакомиться с тем, как живут и трудятся адъюнкты. Всех собрали в комнате отдыха. Старший по этажу (была такая общественная должность) зачитывал список присутствующих, и было обнаружено отсутствие одного из адъюнктов. Когда начальник политотдела спросил, чем объяснить его отсутствие, кто-то из зала произнес: «Наверное, освежается». Начальник политотдела спросил: «Что, на прогулке?» И все дружно засмеялись.
Воспоминания – это активированная память, соствляющая, по большому счету, основу нашего духовно-нравственного мира – память личности, память общности, память народа.
Воспоминания – тот пласт человеческого сознания, который специально не изучался социологами. Эту ситуацию следует исправить.
Я думаю, что анализ воспоминаний респондентов той или иной возрастной когорты может дать некоторое представление об их ценностных предпочтениях (частота, характер воспоминаний, а также вызванные им чувства). Методика социологического анализа воспоминаний должна включать, как мне представляется, три основных вопроса: «что?», «как часто?», «с каким чувством?». В качестве контрольного может быть поставлен вопрос: «Что бы вы изменили из прошлого, будь такая возможность?»
Призыв древнегреческого философа Протагора «Человек! Познай самого себя» – для всех и на все времена. Интерес человека к самому себе постоянен. Но характер самопознания на разных этапах его жизни разный, так же как и различаются по сути делаемые им открытия, от половой самоидентификации до ощущения приближающейся смерти.
Важно отметить и такой несомненный плюс, как наличие свободного времени. Уместно в этой связи вспомнить рассуждения К. Маркса о свободном времени как условии разностороннего развития личности. Конечно, свободное время для пенсионера преклонного возраста может выступить в некоторых случаях как продолжение рабочего времени, но это уже в другом режиме, и, как правило, в соответствии с его желанием, и нередко связано с занятием новыми видами деятельности.
Изменение социального статуса ставит перед пожилыми людьми новые вопросы, возникает проблема выбора нового для себя социального контекста обустройства своей жизни, освоения новых форм солидарности, участия, досуга.
Что касается актуальной общественной проблематики в беседах с моими респондентами, то ей также было уделено значительное внимание. В целом, характеризуя ее направленность и содержание, следует отметить, что ни один из участников бесед не высказал какого бы то ни было одобрения проводимому курсу либеральных реформ. Особенно резкой была критика в адрес властей в связи с недофинансированием российской экономики, продолжающимся размещением российских средств в иностранных банках, несмотря на фактически развязанную против России холодную войну и разного рода санкции, неэффективную борьбу с коррупцией и отсутствие четких представлений о желаемом будущем страны (какое государство мы хотим построить, какого человека хотим воспитать).
Жизнь постоянно порождает нестабильность и критические ситуации. Но люди разных возрастов по-разному воспринимают перемены. Общим является некоторое запаздывание в осмыслении и приспособлении к новым условиям. Но и здесь возраст людей имеет существенное значение. Молодому человеку, например, в 90-е годы было выжить легче, чем пожилому, легче ездить в другие страны в роли челнока, легче менять профессию и т. д.
Для пожилых людей актуальной становится проблема вторичной социализации, детерминированной как изменяющимися социальными условиями, так и возрастными проблемами.
Люди, сформировавшиеся в условиях тотальной мобилизации (идеологической, экономической, социальной и т. д.), оказавшись в условиях свободы (неопределенности), ощущают неизбежный дискомфорт. Последний возникает и на основе осознания отсутствия необходимых индивидуальных ресурсов (физических или профессиональных) для встраивания в новую социальную реальность, неприятия ситуации социальной поляризации и отказа властей от принципа социальной справедливости.
Нельзя не замечать, что отнюдь не способствуют успеху вторичной социализации пожилых людей некоторые получившие в последнее время широкое распространение в общественной жизни процессы, в частности, такие как культ скорости и связанная с ним ювенилизация: «Мы вынуждены, – пишет А.Б. Гофман, – постоянно и быстро переключаться с одного занятия на другое, делая это с большим или меньшим успехом. Но вряд ли можно сомневаться в том, что в принципе это плохо сказывается на каждом из занятий».
Понятно, что участие в подобного рода переключениях для пожилых людей весьма затруднительно. Но это объективные обстоятельства, с которыми следует считаться, решая житейские проблемы людей в возрасте.
Очевидно, что для пожилых людей становится невозможным сохранение прежнего modus vivendi. Новый образ жизни – жизни пенсионера – каждый формирует для себя сам, ориентируясь на заданные обществом параметры, а также свои жизненные ресурсы, знания, предпочтения и установки, свой опыт взаимодействия с социальной средой.
Альберт Швейцер утверждал, что его познание пессимистично, а воля и надежда оптимистичны.
Пессимизм, рожденный познанием, зиждется, в частности, на понимании несокрушимости и вечности зла, но мысль о том, что зло в его движении можно ограничить, что его объем может быть уменьшен при определенных волевых усилиях, рождает оптимистическую надежду.
Утрата интереса к себе самому – один из показателей утраты интереса к жизни как таковой. Процесс самопознания не должен прекращаться. Понять, что такое старость, найти в ней свои положительные моменты, безусловно, имеет большой смысл. Если взять за эталонный срок продолжительности человеческой жизни сто лет и начать отсчет старости с семидесяти, то получается полноценных тридцать лет. Срок немалый. Срок «большой старости». (И даже если не все тридцать удастся реализовать.) Она должна быть наполнена новым смыслом и новыми деяниями, адекватными этому возрасту. При этом сто лет не следует рассматривать как нечто фатальное. Все большее число наших соотечественников преодолевает этот возрастной рубеж.
Из всего, что удалось прочитать о старости, наибольшее мое внимание привлекли высказывания Л.Н. Толстого и Германа Гессе. Мысли Толстого у нас широко известны. Рассуждения Г. Гессе известны значительно меньше. Между тем его определение старости заслуживает безусловного внимания. «Старость, – писал Г. Гессе, – это ступень нашей жизни, имеющая, как и все другие ее ступени, свое собственное лицо, собственную атмосферу и температуру, собственные радости и горести. У нас, седовласых стариков, есть, как и у всех наших младших собратьев, своя задача, придающая смысл нашему существованию». Понять эту задачу и попытаться решить ее всегда интересно.
Все прочитанное, услышанное, наблюдаемое убеждает в том, что у нас стихийно сложился трагический образ старости. Между тем в старости есть свой смысл и своя экзистенциальная миссия. В старости перед человеком открываются некоторые новые идентичности, недоступные в более ранние периоды жизни. Создать новый образ старости представляется актуальной и заслуживающей большего внимания задачей.
В октябре 2005 года в московской клинике врачи сделали первую операцию пациентке, страдающей синдромом преждевременного старения. Прогерия – весьма редкая болезнь. Медицинские светила всего мира утверждают, что с момента «пробуждения» в организме этого заболевания люди в среднем живут всего 13 лет.
По статистике, с подобным генетическим дефектом рождается примерно 1 человек на 4 миллиона. Прогерию подразделяют на детскую, называемую синдромом Хатчинсона-Гилфорда, и прогерию у взрослых – синдром Вернера. В обоих случаях происходит поломка генного механизма и начинается противоестественное истощение всех систем жизнеобеспечения. При синдроме Гетчинсона-Гилфорда задерживается физическое развитие детей при одновременном появлении у них в первые же месяцы жизни признаков старческого поседения, облысения, морщин.
К пяти годам такой ребенок страдает всеми старческими недугами: снижением слуха, артритом, атеросклерозом, и не доживает даже до 13 лет. При синдроме Вернера молодые люди начинают быстро стареть в возрасте 16-20 лет, и уже к 30-40 годам такие больные умирают при всех симптомах глубокой старости.
Лекарства от прогерии нет – используя все научные достижения, можно лишь замедлить необратимый процесс.
Похищенная молодость
Случаи внезапного старения весьма прозаичны: живущий в нормальных условиях ребенок поначалу удивляет окружающих своим быстрым развитием. В малолетнем возрасте он выглядит как совершеннолетний, а затем у него начинают проявляться все признаки... приближающейся старости.
В 1716 году в английском городе Ноттингеме умер восемнадцатилетний сын графа Уильяма Шеффилда, начавший стареть в тринадцатилетнем возрасте. Молодой Шеффилд выглядел намного старше своего отца: cедые волосы, наполовину выпавшие зубы, морщинистая кожа. У злосчастного юноши был вид потрепанного жизнью мужчины, он очень от этого страдал и принял смерть как избавление от мук.
Есть случаи подобного рода и среди представителей королевских родов. Венгерский король Людвиг II в девятилетнем возрасте уже достиг полового созревания и с удовольствием развлекался с придворными девицами. В четырнадцать он обзавелся густой окладистой бородой и стал выглядеть минимум на 35 лет. Год спустя он женился, а к шестнадцатилетию супруга подарила ему сына. Но в восемнадцать лет Людвиг полностью поседел, а еще два года спустя скончался со всеми признаками старческого одряхления.
Любопытно, что ни сын короля, ни дальнейшие его потомки подобной болезни не унаследовали. Из примеров ХIХ века можно выделить историю простой деревенской девушки, француженки Луизы Равальяк. В восьмилетнем возрасте Луиза, полностью сформировавшаяся как женщина, забеременела от местного пастуха и родила вполне здорового ребенка. К шестнадцатилетию у нее уже было трое детей и она выглядела старше своей матери, в 25 она превратилась в дряхлую старуху и, не дожив до 26, умерла от старости.
Не меньший интерес вызывают судьбы тех, кто жил в XX веке. Кое-кому из них повезло несколько больше, чем другим. Например, родившийся в 1905 году житель американского города Сан-Бернардино Майкл Соммерс, рано созревший и постаревший, смог дожить до 31 года. Поначалу сверхбыстрое вступление во взрослую жизнь его даже радовало. Но когда в семнадцать Майкл с ужасом понял, что начал стареть, он стал предпринимать отчаянные попытки остановить этот губительный процесс.
Но врачи только разводили руками, не в силах чем-либо помочь. Немного замедлить дряхление Соммерсу удалось после того, как он, перебравшись на постоянное жительство в деревню, стал проводить много времени на свежем воздухе. Но все же к 30 годам он превратился в старика, а через год его доконал обыкновенный грипп. Среди прочих подобных феноменов можно выделить англичанку Барбару Дэлин, которая умерла в 1982 году в возрасте 26 лет.
К 20 годам успевшая побывать замужем и родить двоих детей, Барбара быстро и необратимо состарилась. Именно поэтому ее бросил молодой муж, не пожелавший жить со «старой развалиной». В 22 года от ухудшения здоровья и перенесенных потрясений «старушка» ослепла и до самой смерти передвигалась на ощупь или в сопровождении собаки-поводыря, подаренной ей властями ее родного Бирмингема.
Полю Демонжо из французского города Марселя двадцать три года. При этом выглядит он на все 60 и ощущает себя человеком преклонного возраста. Однако пока не теряет надежды, что свершится чудо и будет найдено средство, которое прекратит его стремительное одряхление. Его собрату по несчастью, сицилийцу из города Сиракузы Марио Термини нет и 20 лет лет, однако на вид ему намного больше 30. Сын богатых родителей, Термини ни в чем себе не отказывает, встречается с местными красотками и ведет разгульный образ жизни.
А что у нас?
«Скороспелые» люди жили и в нашей стране. Еще во времена Ивана Грозного сын бояр Михайловых Василий умер в 19-лет дряхлым стариком. В 1968 году в возрасте 22 лет в Свердловске скончался рабочий одного из заводов Николай Шориков. Стареть он начал еще в шестнадцатилетнем возрасте, чем крайне озадачил врачей. Светила медицины только разводили руками: «Такого не может быть!»
Став стариком в том возрасте, когда все только начинается, Николай потерял всякий интерес к жизни и покончил с собой, наглотавшись таблеток... А тринадцать лет спустя в Ленинграде умер 28-летний «старец» Сергей Ефимов. Юношеский период у него закончился к одиннадцати годам, а заметно стареть он начал после двадцати и умер дряхлым стариком, за год до смерти почти полностью потеряв способность здраво мыслить.
Во всем виноваты гены
Многие ученые считают, что основная причина этого заболевания – генетическая мутация, ведущая к накоплению большого количества протеина в клетках. Экстрасенсы и маги утверждают, что есть специальные методики насылания «порчи» с целью состарить человека.
Кстати, эта болезнь встречается не только у людей, но и у животных. У них также жизненные циклы и периоды порой идут по сценарию год за три, а то и за десять лет. Возможно, решение проблемы будет найдено именно после многолетних экспериментов на братьях наших меньших.
Как удалось установить исследователям из Калифорнийского Университета, препарат под названием «ингибитор фарнезилтрансферазы» существенно снижает скорость проявления симптомов преждевременного старения у лабораторных мышей. Возможно, это лекарство окажется пригодным и для лечения людей.
Вот как характеризует симптомы недуга у детей кандидат биологических наук Игорь Быков: «Прогерия возникает внезапно с появления крупных пигментных пятен на теле. Затем людей начинают одолевать самые настоящие старческие хвори. У них развиваются болезни сердца, сосудов, диабет, выпадают волосы и зубы, исчезает подкожный жир. Кости делаются ломкими, кожа морщинистой, а тела – сгорбленными. Процесс старения у таких больных протекает примерно в десять раз быстрее, чем у здорового человека. Зло коренится, скорее всего, в генах. Есть гипотеза, что они вдруг перестают отдавать клеткам команду делиться. И те быстро приходят в негодность».
Гены перестают отдавать клеткам команду делится вроде бы от того, что укорачиваются кончики ДНК в хромосомах, – так называемые теломеры, длиной которых предположительно и отмерен срок человеческой жизни. Подобные процессы идут и у нормальных людей, но гораздо медленнее. Но совершенно непонятно, в результате какого именно нарушения укорачиваются теломеры и начинается ускорение старения как минимум в 10 раз. Сейчас ученые с помощью ферментов пытаются удлинить теломеры. Появились даже сообщения, что американским генетикам удалось таким образом продлить жизнь мухам. Но до результатов, применимых на практике, пока далеко. Людям не удается помочь даже на уровне экспериментов. К счастью, по наследству недуг не передается.
Предполагается, что сбой в геноме происходит еще в период внутриутробного развития. Пока наука не может отслеживать и управлять этим сбоем: она может только констатировать факт, но, возможно в недалеком будущем геронтология ответит миру на этот вопрос.
ID статьи на сайте журнала: 6945
Иванов В. Н.
Феномен старости // Социологические исследования. 2017. № 11. С. 164-170.
DOI: 10.7868/S0132162517110186
Аннотация
Постарение населения обусловливает рост интереса к возрастной когорте от 70 и старше. Именно с этого возрастного рубежа начинается старость. Что чувствует человек, переступивший эту черту, как меняется его образ жизни, его жизненные планы, его отношения к прошлому и настоящему? Как формируется в обществе образ старости и как видятся проблемы пожилых людей? Автор на основе анализа полученных в ходе социологических исследований, проведенных его коллегами и им лично, данных приходит к выводам и обобщениям, позволяющих увидеть реальные проблемы пожилых людей и наметить пути их успешного решения. С безусловным интересом читатель прочтет размышления автора о плодотворности анализа воспоминаний людей “третьего возраста”. Много внимания уделено воспоминаниям о детстве, показано, какое важное место занимает этот отрезок времени в судьбе каждого человека. Автор предлагает свой методический подход к анализу воспоминаний, говорит также и о значении вторичной социализации в жизни людей, достигших пенсионного возраста, обращает внимание на неизбежные трудности в адаптации к новым социальным условиям, сложившимся в российском обществе в результате его реформирования.
Феномен старости имеет свои образы в истории культуры. Ценность этих образов состоит в том, что они отражают проблему старости большей частью в ее нравственном измерении и отличаются глубоким духовным смыслом, поскольку сопряжены с более емким корпусом социокультурной проблематики, связанной с отношением цивилизации к личности, к жизни вообще и ее ценности перед лицом неизбежной смерти.
Проблема старости была и остается одной из центральных в мировоззрении людей разных эпох и народов. Мечта о продлении человеческой жизни и бессмертии родилась вместе с осознанием ценности жизни. Это произошло на самых ранних этапах антропосоциогенеза, когда появились первые дошедшие до нас свидетельства зарождения искусства и религии. Исследователи палеопсихологии отмечают, что одной из важных особенностей становления человеческого общества, в отличие от стай животных, была забота о стариках как хранителях социально-психологического опыта коллектива и источнике мудрости.
В настоящий период растет понимание человека как космопланетарного явления, что позволяет взглянуть на феномен старости с учетом не только его физиологической, но и телесно-духовной целостности, определить его место в социуме.
Как отмечается в ряде фундаментальных работ, экзистенциальный план жизни пожилого человека во многом определяется устоявшимися в культуре представлениями и аттитюдами, задающими некий единый и целостный образ старости .
Образ старости, выступая социальным стереотипом сознания, исторически определенен и конкретен при достаточной субкультурной и индивидуальной вариативности. Образ старости является элементом менталитета, он продуцирует социально-значимые стереотипы жизни и деятельности, фиксирует ценность возраста и тем самым определяет моральный статус человека. Образ старости – социально и морально ценный образец для жизнетворчества, находящийся в сложных отношениях с реальностью, в разной степени адекватный ей. В то же время в образе старости отражаются предельные возможности и расчеты социума по обеспечению специфических потребностей пожилых людей.
Наиболее распространенными, хотя и во многом метафорическими, являются трактовки старости как «поры жатвы», «подведения итогов», «последнего акта пьесы», «выпитой чаши», «конца пути» и т. д.
При рассмотрении социокультурных образов старости, на наш взгляд, резонно особо выделять те мировоззренческие конструкции, которые служат прообразом и ментальным фундаментом современной отечественной культуры. В числе таковых особое значение имеют три архетипические линии – культура древних славян, античности и христианства.
Генезис образа старости в определенной степени доступен изучению начиная с древнеславянской культуры, которую, по мнению Н. А. Коротчик и других авторов, более целесообразно именовать не языческой, а ведической культурой, родственной другим религиям ведического источника – верованиям Древней Индии, Ирана и Древней Греции. Одним из основных событий древнеславянских народов было воспроизведение космосозидающего мифа. В древнеславянском варианте творений Вселенной встречается понятие «старик» или «дед», которое относилось к лесному медведю, приносимому в жертву, а также к последнему снопу, оставляемому на поле после жатвы в дар богу умерших предков – Велесу. Изучение медвежьих культов показывает, что медведь мог символизировать некоего пращура, подобного древнеиндийскому Пуруше, которого, по мифологическим преданиям, расчленяли, представляя его части частями Вселенной. В Упанишадах Пуруша – это жизненный принцип, осуществляемый всем живым. В древнеславянском космосозидании животворящее начало, связанное с понятием «старик», могло означать осуществленность Рода как круга в вечности, его обращенность вокруг самого себя так, что ничто не убывало и не прибывало, но все и всегда состояло в мерах первоначальных, в своем сочетании порождающих гармонию мира.
Космологическое значение старости особо подтверждается фактом умерщвления стариков в древнейших славянских племенах. Анализ данных ритуалов говорит в пользу того, что старость не отождествлялась древними народами с болезнью, а представляла собой особую ступень восхождения к богам. Умерщвление стариков не преследовало цель избавиться от них. Обычай носил добровольный характер и «на тот свет» отправлялись, как правило, самые почтенные и уважаемые старики. Этнологи, кстати, считают, что старики соглашались на такую смерть скорее под влиянием культурных традиций, собственного опыта умерщвления старших, в том числе родителей, желания почувствовать себя в центре празднества, организуемого по этому поводу.
Различные модификации ритуала принесения в жертву «стариков», по мнению авторов, необходимо рассматривать как взаимодополняющие элементы процесса космосозидания. Они отражают действительность жизненного принципа Космоса в его растительной, животной и разумной сущности еще в доантичных обществах. Эти три начала, как известно, обнаруживаются в учении Аристотеля о человеке. В своем трактате «О душе» великий философ выделил три ипостаси – растительную, животную и разумную души в их неразрывности с телом. Данный факт дает основание ученым утверждать, что труд древнегреческого философа аккумулировал взгляды, которые уже существовали в глубочайшей древности и которые не принадлежат собственно греческой культуре.
Древние имели критерии старости, которые свидетельствуют о ее исторически неоднозначном понимании.
Самым ранним критерием выступала идентификация внешних признаков, например, седины. Далее, при трансформации ритуала, уже учитывалось количество прожитых лет; наконец, исторически более поздний критерий старости учитывает телесные и духовные изменения человека, приобретенную им жизненную мудрость по достижении определенного возраста. В целом, как отмечают авторы, в архаических культурах выделяются три сменяющих друг друга образа старости: призванная старость, жертвенная и почтенная.
Если обратиться к народной мудрости, то в поговорках можно найти амбивалентное понимание старости. Народные поговорки демонстрируют два полярно противоположных отношения к старости: старость-мудрость и старость-немощь. Эти два образа задают диалектику ценностного восприятия этого возраста. Прежде всего, старик – это мудрец, хранитель традиций и олицетворение жизненного опыта: «Молодой работает, старый ум дает», «Молодой на битву, старый на думу», «Мал да глуп – больше бьют: стар да умен – два угодья в нем», «Старого волка в тенета не загонишь», «Детинка с сединкой везде пригодится» и т. д. С другой стороны – старик немощен, несчастен, жизнь его – тяжелое бремя для него самого и для окружающих: «Человек два раза глуп живет: стар да мал», «Дитя падает – бог перинку подстилает; стар падает – черт борону подставляет», «Седина напала – счастье пропало», «Сдружилась старость с убожеством, да и сама не рада», «Молодых потешить – стариков перевешать» и т. п.. Таким образом, мы видим, что в народной оценке просматривается социокультурный образ старости.
Отдельный интерес представляет оценка старости в иных цивилизациях.
В индийской традиции старость рассматривалась как тот завершающий этап жизненного пути, когда человек после странствий в поисках мудрости возвращается в мир в качестве наставника; предшествующие же старости периоды жизни характеризовались иначе: цветущий, зрелый, законодательный, гражданский возрасты, годы наибольшей активности, мастерства, творческих сил и т. д.
В Древнем Китае отмечается особое почитание стариков и старости. В китайской традиции старость пользовалась особым уважением. Возраст от 60 до 70 лет считался «желанным», ибо, по словам Конфуция, он «в семьдесят лет следовал желаниям сердца и не переступал меры». На почтении к старости и старикам основано мироощущение китайцев. Если мужчина или женщина в Древнем Китае достигали старости, к ним относились с подчеркнутым почетом; если они сохраняли хорошее здоровье, старость, несомненно, воспринималась как лучшее время жизни.
В буддизме считалось, что тела святых старцев не подвержены тлению, ибо в них отсутствует все то, что унижает человека. Впоследствии эта концепция получила развитие в христианской традиции, согласно которой мощи святых угодников нетленны.
Как считали даосские врачи, долгая жизнь была свидетельством гармонии в данном человеке жизненных сил инь и ян и его близости к окончательному единству, увековечивающему все на земле и на небе. Долголетие было не просто подвигом времени, но и примером для всех, как должна быть прожита жизнь. Эта восточная геронтофилия имеет глубокие социальные корни, так как устойчивость социально-политического устройства общества ассоциировалась с прочностью и устойчивостью организма человека и обретением им мудрости в старости.
Вместе с тем в античности звучали и другие мотивы. Так, Пифагор называл старость «зимой жизни»; Цицерон – «выпитой чашей». Старость чаще всего непосредственно ассоциируется с болезнями и дряхлостью. Эта двойственность вполне объяснима: старость, с одной стороны, – опыт, мудрость, результат и свидетельство особого жизненного предначертания дожившего до преклонных лет индивида; но, с другой стороны, человека в старости не ждет ничто кроме страданий, сознания, что он в тягость окружающим или же, того хуже, брошенности всеми.
Древняя орфико-пифагорейская традиция, получившая дальнейшее развитие в творчестве Платона, рассматривала жизнь лишь как подготовку к смерти. При этом жизнь, в первую очередь, выступала как подготовка к смерти, к освобождению души от власти тела – ее «могилы» (Платон сравнивал слова «сома» – «тело», а «сэма» – «могила» – греч.). Тема посмертного воздаяния за праведно или неправедно прожитую жизнь в древних религиозных учениях и античной философии почти не просматривается. Исключение составляет религия Древнего Египта («Книга мертвых»), но и здесь описывается возможность обмануть богов и получить посмертно незаслуженные блага.
На отношение к старости огромное влияние оказало учение о загробной жизни. Интересно, что в диалоге Цицерона «О старости» одно из действующих лиц – Катон – последовательно опровергает четыре упрека, которые старикам приходится слышать – будто бы старость: 1) препятствует деятельности человека; 2) ослабляет его силы; 3) лишает наслаждений; 4) приближает к смерти. Он доказывает, что старики способны к политической и литературной деятельности, воспитанию молодежи, земледелию. Что же касается смерти, то Цицерон пишет, что человек из жизни уходит как из гостиницы, а не как из своего дома, ибо «природа дала нам жизнь как жилище временное, а не постоянное». По словам мыслителя, «природа устанавливает для жизни, как и для всего остального, меру; старость же – заключительная сцена жизни, подобная окончанию представления в театре. Утомления от нее мы должны избегать, особенно тогда, когда мы уже удовлетворены».
Тот факт, что старость нуждалась в моральном оправдании уже в эпоху античности, говорит о формировании в общественном сознании другой, полярной психологической установки – геронтофобии.
Так, в античных мифах о богах и героях среди множества разночтений можно выявить общую закономерность: старея, боги становятся злыми, мстительными, порочными, их тираническая власть кажется все невыносимее и в конечном счете приводит к восстанию и устранению старого властителя.
Аристотель, специально изучавший проблему старости, считал, что опыт стариков не должен давать им чувства превосходства: «Старики всю свою долгую жизнь совершали ошибки», поэтому они не должны «чувствовать никакого превосходства перед молодыми, не успевшими столько раз поступить неправильно».
Постепенно в античности усиливается тенденция к девальвации ценности старости. Если в древнегреческих трагедиях старики наделены почти сверхъестественной аурой, то древние римляне, как правило, изображали стариков в сатирических или комических произведениях, подчеркивавших «резкий контраст их экономических или политических привилегий с физической немощью».
Возникшие в античности философские учения о старости космологичны и натуралистичны. Древнегреческая философия, особенно в трудах Платона, рисует образ вечно молодого старца, величественного, как изваяние созерцающего Бога. Она отстаивает идею равноправности возрастов жизни в космическом круговороте.
Поиски причин старения древние греки вели в двух основных направлениях.
Первое направление – космологическое. Оно объясняет эти причины посредством эзотерической интерпретации. Так, Платон указывал, что живое существо под влиянием ослабевающего действия основных треугольников на мозг стареет, и душа в этом случае с удовольствием отлетает.
Второе направление – натурфилософское. Как отмечают авторы, здесь греки положили начало тем изысканиям по проблеме старения, которые были развиты уже в период зрелой биологической науки. Так, Псевдо-Аристотель, пользуясь методом аналогии, рассуждал следующим образом: «Некоторые растения живут до осеменения, а после осеменения увядают, как, например, трава…, так и люди растут до тридцати лет…, а когда не могут больше производить семя, увядают и стареют». Нельзя не видеть здесь указания на два признака старости: старость наступает, когда организм перестает расти и когда половые функции организма ослабевают.
Очевидно, что эти направления разделяются весьма условно, ведь античная натурфилософия космологична. Но такое разделение представляется важным, поскольку здесь обнаруживается тенденция к обособлению частного знания от философско-космологических представлений и утверждения нового подхода к проблеме старости. Так, известное высказывание Цицерона о том, что старость есть болезнь, сразу же отнесло последнюю к сфере медицины, закрепив за старостью как жизненным периодом человека некий комплекс неполноценности.
Трактат Цицерона «О старости» относится к классике философии старости, а сам трактат прочитывается в античной культуре как логическое завершение взглядов Платона на старость. По мнению Цицерона, старость – это время мудрости и ума, которые нужно поддерживать, освобождая себя от плотских страстей и неподобающих желаний, застилающих ум, сковывающих способность судить, лишающих доблести. Старость должна быть уважаема. Цицерон совершенно справедливо полагал, что «ни седина, ни морщины не могут вдруг завоевать себе авторитет, но жизнь, прожитая прекрасно в нравственном отношении, пожинает последние плоды в виде авторитета». Условиями достойной, легкой старости Цицерон считает материальный достаток, но прежде всего мудрость и доброту старого человека. Старость украшает приятное осознание честно прожитой жизни: «жизни прожитой спокойно, чисто и красиво, свойственна тихая и легкая старость». Но все-таки старости, с его точки зрения, надо сопротивляться, а недостатки, связанные с ней, возмещать усердием: «как борются с болезнью, так нужно бороться и со старостью: следить за своим здоровьем, прибегать к умеренным упражнениям, есть и пить столько, сколько нужно для восстановления сил, а не для их угнетения». Старости не противопоказан, и даже полезен посильный труд: «человек, живущий своими занятиями и трудами, не чувствует, как к нему подкрадывается старость, так он стареет постепенно, неощутимо». Земледелие, считает Цицерон, наиболее соответствует образу жизни мудреца. Таким образом, по Цицерону следует, что основу благополучной и спокойной старости составляет здоровый образ жизни и высокая нравственность.
Римский философ в качестве борьбы с приближающейся старостью избрал мужество. Но в это же время другой философ, Сенека, развивает идею о самоубийстве как о мужественном завершении пожилого возраста, предотвращении безобразной и беспомощной старости (своего рода геронтоэвтаназия, или геронтоицид). И тот и другой варианты опираются на идею о возможности активного отношения к возрасту.
Проведя сопоставительный анализ «Государства» Платона и трактата Цицерона «О старости», Н. А. Коротчик показывает, что в этих трудах старость предстает не только как закономерная, но и необходимая возрастная мера, данная человеку для организации и упорядочения земных дел, и главным образом – для устроения общественного порядка. Венец же старости – это авторитет человека в обществе, более ценный, чем все наслаждения юности, но он высок лишь там, где общество нравственно в своей основе.
Обращаясь к античной метафоре, А. Шопенгауэр в работе «О возрастах человека» характеризовал старость через ее противопоставление молодости, сосредоточив внимание на «нравственной специализации» возраста. Используя образы античной мифологии, он выстраивает живую картину череды основных периодов жизни. К 60-ти годам, согласно А. Шопенгауэру, жизнь оказывается придавленной свинцовой тяжестью Сатурна, который лишает жизнь человека ее прежних красок. «Характер первой половины жизни, – писал философ, – определяется неудовлетворенным стремлением к счастью, а характерная черта второй половины – боязнь несчастья». В молодости человек испытывает много тревог, волнений, соблазнов, настроение его меняется в широком диапазоне – от восторженности и энтузиазма до меланхолии и скуки. В старости утихают страсти, настроение становится более устойчивым, человек любит обеспеченность, удобство, ценит покой, а если сохранилось здоровье, то не испытывает и особых тягот.
Во второй половине Средних веков можно вычленить два противоположных идеологических течения, по-своему интерпретировавших проблему старости – религиозное и спиритуалистическое направление, с одной стороны, и пессимистическую и материалистическую традицию – с другой. Так, в русле первого Данте в поэме «Пир» описывал старость, сравнивая человеческую жизнь с гигантской аркой, в верхней точке соединяющей землю и небо. «Зенит жизни приходится на 35-летний возраст, затем человек начинает постепенно угасать. 45–70 лет – это пора старости, позже наступает полная старость. Мудрую старость ожидает спокойный конец. Поскольку сущность человека принадлежит потустороннему миру, он должен без страха встречать последний час, ведь жизнь – это лишь краткое мгновенье в сравнении с вечностью».
Оформление патриархальных отношений в большей части мира приводило к сакрализации личности стариков, к развитию культа старого вождя. Эта идея стала сквозной для мировой цивилизации в целом и локальных культур. Особое развитие идея сакрализации личности старого человека получила в иудейско-христианской традиции, где библейские пророки и апостолы персонифицируют общественную мудрость.
В традиционном обществе пожилой возраст – это возраст «мужа», «большого мужчины», в котором человек приобретал достойное общественное положение, нравственный авторитет, необходимый жизненный и профессиональный опыт для передачи его молодому поколению. В частности, без своей семьи, собственного дома и хозяйства русский человек мог оставаться отроком и в 50 лет.
Традиционные культуры отводят старику важную роль патриарха, старейшины, советника, мудреца и друга. Благодаря этому пожилые люди не выпадают из общественной иерархии и поддерживают линейные связи. Такая традиция долго сохранялась в христианских семьях.
В Средние века пожилой человек – это апостольский возраст, возраст святых и великомучеников. В социальном отношении – это возраст бояр, хранителей традиций, династических прав, корпоративных и сословных привилегий.
В эпоху Возрождения старость – возраст «портретного человека». Возникают идеи (Ф. Фурье, М. Штирнер, О. Шпенглер и др.) о возрастах в истории. Но для основной массы народа данная проблема решалась традиционно. Пожилой возраст – время, когда жизнь начинает утомлять.
В христианской культуре образ старости определяется тем, что она обозначила не существовавшее ранее противоречие между миром и Богом, между земным и небесным, где перекрестком противоречия стал человек, проходивший свой земной предел от рождения до смерти. Согласно христианскому учению, старость и смерть – это результат грехопадения и момент личностной эсхатологии в общем процессе эсхатологии человечества. Первичная причина старости и смерти сосредоточена в плотской, материальной природе человека, которую он обрел вследствие противоестественной направленности своей воли.
В христианстве человек, независимо от его желаний, бессмертен и воскрешена будет не только его душа, но и тело (преображенное). Поэтому страх смерти в христианстве есть не столько страх перед уничтожением, сколько перед посмертным воздаянием. Однако уповает умирающий не столько на собственную праведность, сколько на милосердие Божие, на прощение грехов.
Христианская вера обращена к личности, ее свободному стремлению спастись, преодолев страстную греховную природу. По учению Григория Нисского, старость, болезнь и смерть сами по себе не подлежат воскресению в «будущем веке». Христианское учение настаивает на том, что человек должен прилагать собственные усилия к достижению бессмертия.
Старость – возраст, наиболее к этому расположенный. Искусительные проявления плоти, связанные с питанием и половым инстинктом, к старости ослабляются, ослабление плоти идет также за счет сопутствующих старости болезней, которые даются от Бога. Таким образом, создаются естественные предпосылки для просветления и обращения ко Всевышнему. Исходный момент формирования образа старости зависит от разнофункциональной направленности духа, души, плоти и тела на основе собственной воли человека. Все люди единятся образом Божиим и различаются по подобию. Цель человека – богоуподобление, стяжание Святаго Духа.
Христианская религия рассматривает долголетие двояко: с одной стороны – как особый, идущий от Бога дар, которым наделяются только праведники. Ветхий завет сохраняет множество историй из жизни долгожителей, достаточно вспомнить библейского Ноя, который жил 500 лет до потопа, а потом еще 300. Однако, с другой стороны, долголетие может рассматриваться и как кара за грехи – состарившийся грешник молит Бога о смерти, но обречен вести опостылевшее земное существование.
Вместе с тем христианство (как и даосизм, конфуцианство, ислам) всегда уважительно относилось к старости и в соответствии со своими догмами подготавливало верующих к смерти, обещая им не только загробную жизнь, но и встречу на небесах со всеми родными и близкими людьми, что облегчало переход от жизни к смерти. Этот факт отмечается медиками всего мира, которые подчеркивают, что истинно верующие в Бога люди (независимо от того, какую религию они исповедуют) уходят из жизни спокойно и достойно, надеясь на новую вечную жизнь.
В историко-культурном дискурсе Средневековья трактовка проблемы старости открывается в двух направлениях: по линии социального канона, или статуса старости в тот или иной отрезок времени – это внешняя линия; и в зависимости от возможного действия естественного, согласно учению святых отцов, закона, данного Богом, который называется совестью. Эти две линии четко представлены в нравственном руководстве Средневековой эпохи – «Домострое ».
В период Средневековья складываются предпосылки для достижения индивидуального удовлетворяющего долголетия, а завершение жизненного пути человека рисует софийный образ старости. Софийность же понимается как стремление к воплощению индивидуального Логоса, как духовный вектор к тайнам божественной премудрости. Наивысшее проявление сущности старости обнаруживается в уникальном явлении православия – старчестве. Здесь старость не связана с ее биологическим проявлением, а представляет собой высшую степень духовного совершенства на пути к бессмертию и богоуподоблению, искуплению греха всечеловеческого. Христианский образ старости и наиболее яркое его проявление – святая старость – есть реализация того, что подспудно заложено в каждой личностной душе – внутреннее неприятие, духовный иммунитет против физической старости и смерти.
Когда в человеке и в социуме умирает чувство святого, происходит распад бытия на части, порождающий феномен одиночества. Это состояние, на наш взгляд, все сильнее проявляется в последующие эпохи и во многом присуще современному образу старости.
В эпоху Возрождения проблемы старости не выступают актуальными для культуры, поскольку ренессансная идеология была направлена, прежде всего, на создание образа совершенного человека, который не связывался с обликом старика. К достоинствам старости, в соответствии с платоновской традицией, относили, прежде всего, мудрость, на что и обращалось внимание в многочисленных сочинениях (например, в «Утопии» Т. Мора). Негативные последствия старости у мыслителей эпохи Возрождения не вызывали особого интереса. Так, Т. Мор упоминал, что многие старики «выживают из ума» и не способны выступать в роли наставников юношества. На этом интерес к их судьбе заканчивался.
Впоследствии, в эпоху Просвещения и время господства позитивизма, проблемы философского осмысления старости также не получили широкого освещения. Продолжая традиции Возрождения, деятели Просвещения основную роль стариков в новом просвещенном обществе видели весьма традиционно – быть наставниками. Впрочем, философия Просвещения, в отличие от более ранних концепций, предполагала необходимость помощи всем престарелым, вне зависимости от их личных заслуг перед социумом. Однако в основе такой позиции лежали лишь чисто рациональные мотивы создания идеального человеческого общества.
В последующей истории вплоть до сегодняшнего дня образ старости срастается с проблемой одиночества. В исследованиях отмечаются различные уровни и аспекты одиночества старых людей, среди которых особо выделяются такие, как космическое, культурное и социальное одиночество.
В целом, начиная с Древнего Египта и включая эпоху Возрождения, изображение старости обнаруживает стереотипный характер – одинаковые сравнения и описания, касающиеся только внешних признаков старости и оставляющие в стороне внутренний мир старых людей. Старость рассматривают большей частью в сравнении с молодостью и зрелостью, акцентируя их преимущества и выводя старость за грань человеческой жизни, наделяя ее специфическими, отталкивающими качествами. Как подчеркивают авторы, XX в. унаследовал стереотипный образ старика, сформировавшийся в ходе исторического развития.
Закрепленные традициями противоположные точки зрения на старость представляют собой социокультурный феномен, корни которого кроются в реальных противоречиях развития общественно-экономических формаций.
Восточный и античный мир в целом следовали совету Эпикета: «Радуйся тому, что есть, и люби то, чему пришло время». Европейский рационализм заложил основы существующей в современной западном мировоззрении тенденции рассматривать старых людей в качестве субкультуры и даже «контркультуры», якобы угрожающей обществу и миру бизнеса непрерывным ростом просьб о материальной помощи (так, на страницах печати нередко утверждается, что старики объедают общество).
В западном мире негативное отношение к старости проступает в различные исторические периоды с нарастающей динамикой. Так, Мартин Лютер сравнивал старость с «живой могилой». Эти мотивы усиливаются в эпоху Реформации и в Новое время, достигая доминантного звучания в современности.
XIX в. поставил стариков из низших слоев общества в жесткие условия тяжелого, непосильного для физически слабых людей труда, распада патриархальной крестьянской семьи, зависимости от экономически самостоятельных детей и усугубил контраст в положении стариков, принадлежавших к различным социальным группам. Промышленная революция отдала бразды правления производством молодым, более решительным и восприимчивым к инновациям.
Повышение в общественном мнении западной культуры «ценности» юности привело и к эволюции представлений о старости: как пишет Ф. Арьес, старик «исчез». Слово «старость» выпало из разговорного языка, ибо понятие «старик» стало резать слух, приобрело презрительный либо покровительственный смысловой оттенок и сменилось подвижным «очень хорошо сохранившиеся дамы и господа».
Выше сказанное убедительно подтверждается исследованием Г. Кондратовица. Он изучал ключевые слова (старость, старый человек, продолжительность жизни, мужчина, женщина, бедный, обеспечение старого возраста и др.) по 37 словарям и энциклопедиям, выпущенным с 1721 по 1914 г. И обнаружил, что «открытость и широта» при оценке стадий жизни в рассматриваемый исторический период уменьшались, «съеживались». Амбивалентность, которая вела к преобладанию положительной оценки старого возраста, уже к 1914 г. сузилась до негативного определения.
Негативные установки по отношению к старым людям, возникшие на ранних этапах прогресса общества в условиях скудости существования и сохраняющиеся в известной мере в западном сознании, оказывают существенное влияние на мотивы поведения, самочувствие и даже состояние здоровья пожилых людей, считающих себя лишними в обществе. Не случайно на VII Международном конгрессе геронтологов (Вена, 1966) французский геронтолог А. Призьен назвал стариков «мучениками мирного времени».
С общечеловеческой, гуманистической позиции большое значение приобретают признание общественной ценности старых людей как носителей традиций и культурного наследия наций, пропаганда современных научных знаний о психологической наполненности и красоте поздних лет жизни, о путях достижения «благополучного» старения.
Между тем, как указывают многие авторы, современный образ старости не содержит в себе элементов преемственности, а если и содержит, то лишь в отрицательном значений: его можно соотнести в какой-то степени со старостью жертвенной. Сегодня, когда общество не только запуталось в экономических и политических противоречиях, но и потеряло системообразующие ценности, некоторыми философами и культурологами выход видится в ориентации социальной и личностной организации жизни на принципы домостроительства.
Если в примитивных обществах старик воспринимался как «иной» со всей двусмысленностью, которую содержит это понятие: «он одновременно и недочеловек, и сверхчеловек, и идол, и ненужная, изношенная вещь», то в обществах с развитой культурой ситуация меняется.
В социокультурном анализе старости ученые отмечают следующую закономерность. В обществах с развитой культурой старики символизируют непрерывность истории и стабильность социокультурных ценностей. Поддержка и уважение со стороны молодых могут рассматриваться и как превентивная мера, стремление последних гарантировать себе аналогичное положение в будущем.
Применительно к российскому обществу сегодня многие ученые отмечают, что современная старость во многих отношениях оказалась за гранью русской традиции, сакрализующей старость. В нашей стране в течение 70 лет происходило размывание идеалов уважения к старости и мудрости, все более утверждался подход к человеку как «винтику» социального организма, который нужен только в рабочем состоянии. В сочетании с действием остаточного принципа по отношению к социальной сфере жизни общества это привело к формированию значительного слоя пожилых людей, живущих за чертой бедности. Галопирующая инфляция, растущая безработица, межнациональные конфликты усугубили проблему.
В то же время своеобразное влияние на отношение к старикам и старости в нашей стране оказало явление геронтократии, власти стариков. Консерватизм политического руководства исключал уход в отставку и предусматривал, по сути дела, пожизненное занятие соответствующего поста. Застойные явления в партийном и советском аппаратах стали тормозом естественного процесса смены поколений, что переносилось массовым сознанием на свойства самой старости.
В итоге, в российском обществе старость утрачивает свой высокий бытийный и духовный статус, приданный ей православием и народной культурой. В этой связи многие авторы отмечают, что современная одинокая старость, лишенная духовного равновесия и физической поддержки, философски может быть осмыслена в русле ее экзистенциальной трактовки и особенно – в русле русской религиозно-философской традиции. Здесь старость представляется как совершенное состояние духовного роста. Именно такой ее образ запечатлен в «Добротолюбии» – выдающемся памятнике христианской культуры. Глубинный смысл состояния старости открывается в произведениях И. А. Ильина и других русских религиозных мыслителей.
Идеи, заложенные в трудах русских религиозных философов С. И. Булгакова, И. А. Ильина, В. И. Лосского, В. В. Розанова, И. А. Флоренского, Г. В. Флоровского и др., убедительно показывают, что для отечественной культуры духовным стержнем ценностной ориентации, способным возвысить старость, а следовательно, способствовать достойному к ней отношению, может служить христианская идея домостроительства, взятая в двух ее аспектах: внешнем и внутреннем. С внешней стороны она предполагает обустройство и охрану земли и природы в целом, государства и иных форм социальной жизни как нравственного братства. Со стороны внутренней это практическое приближение к идеалу целостности человека, его самособирание и творчество, служение национально-культурным святыням.
В геронтологии хорошо известно, что путь к долголетию лежит через творчество. Но творчество всегда бывает во имя чего-то. Как отмечает Н. А. Коротчик, этот путь обретается не только через творчество, но и через служение, умное делание, обращенное вовне, к Отечеству и соотечественникам как близким людям. Тогда человек не будет стареть фронтально, он будет возрастать личностно.
В конце 1960-х – начале 1970-х гг. появилось множество книг и статей, посвященных «конфликту», «кризису» или «разрыву» поколений. Как отмечает И. С. Кон, первые теории этого рода имели глобальный характер. Так, американский социолог Л. Фойер утверждал, что «история всех до сих пор существовавших обществ есть история борьбы между поколениями».
Весьма показательна в этом смысле работа М. Мид «Культура и сопричастность», которая устанавливает зависимость межпоколенных отношений от темпа научно-технического и социального развития. М. Мид различает в истории человечества три типа культур: постфигуративные , в которых дети учатся главным образом у своих предков; кофигуративные, в которых и дети, и взрослые учатся прежде всего у равных, сверстников; префигуративные, в которых взрослые учатся у своих детей.
Стабильные большие группы, существовавшие на ранних этапах развития человечества, в традиционных обществах и в некоторых современных обществах, как отмечает М. Мид, выполняли и выполняют ценностно-ориентационную и защитную функции. Так, получаемая от них информация не только однородна и упорядочена, но и требует однозначного, безукоризненно точного выполнения множества обрядов, сопровождающих каждый шаг жизни человека от рождения до смерти и всю его хозяйственную деятельность.
В наши дни, по мнению М. Мид, рождается новая культурная форма, которую она называет префигуративной. Темп развития сегодня стал настолько быстрым, что прошлый опыт уже не только недостаточен, но часто оказывается даже вредным, мешая смелым, новым обстоятельствам. Префигуративная культура ориентируется главным образом на будущее. Таким образом, уже не предки и не современники, а сам ребенок определяет ответы на сущностные вопросы бытия. Сегодня во всех частях мира у молодых людей возникла общность того опыта, которого никогда не было и не будет у старших, сегодняшние дети вырастают в мире, которого не знали старшие. И наоборот, старшее поколение никогда не увидит в жизни молодых людей повторения своего беспрецедентного опыта. Этот разрыв между поколениями совершенно нов и ведет к тому, что жизненный опыт молодого человека сокращается на поколение, а воспроизведение его в отношении к своему ребенку или к своим родителям исчезает.
В целом, нравственно-ценностная составляющая образа старости в истории цивилизации задается рамками трех ее культурных измерений: геронтофильном, геронтократическом и геронтофобном.
В разработках ООН, где началом старости считается возраст 65 лет, в зависимости от доли людей старшего возраста в общей структуре населения, различают три фазы. "Молодым" считается общество, насчитывающее менее 4% людей в возрасте 65 лет и старше, "зрелым" - от 4 до 7% людей в этом возрасте и "старым" - свыше 7%. Порогом демографической "глубокой старости" следовало бы признать долю старых людей в общей структуре населения, равную 10%. Отмечая в каждой из этих классификаций преимущества и недостатки, в настоящей работе мы будем использовать шкалу ООН /24, с.9/.
Процесс старения населения - явление относительно новое. Он начался непосредственно после так называемой демографической революции, одним из двух основных проявлений которой был быстро прогрессирующий спад показателя рождаемости. Среди пожилых людей во всем мире гораздо больше женщин, чем мужчин /24, с.47/. Можно выделить четыре группы проблем, которые влечет за собой старение современного общества. Во-первых, это демографические и макроэкономические последствия, во-вторых, это сфера социальных отношений, в-третьих, изменение демографической структуры, отражающееся на рынке труда и в-четвертых, изменения касаются функциональных способностей и состояния здоровья пожилых людей.
Очевидно, что вышеперечисленные факторы представляют лишь вершину айсберга объективных перемен в жизни общества. К ним следует добавить и широкую гамму субъективных факторов, которые, безусловно, изменят и внутренний мир человека, представителя любого поколения, населяющего «общество пожилых». В среднем на одного пожилого больного России приходится от 2 до 4 заболеваний, а стоимость лечения пожилых в 1,5 - 1,7 раза выше стоимости лечения молодых людей /26, с.282/.
В современной социальной геронтологии предприняты попытки построения теоретических конструктов, определяющих самобытность жизненного этапа пожилых людей, его социальных соотношений.
Теория разъединения. Сторонники данной теории делают акцент на изменениях в организационной структурированности социальной жизни, выделяя в качестве ведущей тенденцию сворачивания социальных связей и коммуникаций, уменьшения внешних побуждений. В качестве факторов, обусловливающих данную тенденцию, называются уход на пенсию или уменьшение интенсивности и объема занятости, отделение от взрослых детей, потеря близких и знакомых людей, изменение возрастных требований в семье, урбанистический стиль жизни.
Указанные изменения по-разному воспринимаются и психологически осваиваются каждым человеком. В связи с этим новые адаптационные стратегии на финальном этапе жизни, способствующие овладению социально-психологическими механизмами, блокирующими негативные последствия критический моментов в жизни пожилого человека. Это особенно важно, поскольку переход от одной социальной ситуации существования к другой не может быть чисто формальным, когда внешние события (выход на пенсию, отделение от детей, смена работы, изменение культурной среды) никак не подготовили изменений внутреннего мира личности, тем самым создав почву для возникновения проблем социальной адаптации и личностных кризисов.
Сам процесс перехода от одной социальной позиции к другой, по А. ван Теннепу, совершается в три этапа: сегрегация - отделение человека от старого окружения и разрыв с прошлым; транзиция - промежуточное состояние, «пустыня бесстатусности»; инкорпорация - последующее включение индивида в свою социальную группу, но уже в новом качестве. Старый человек часто застревает на этапе транзиции со всеми вытекающими из этого последствиями, фиксирующимися как разрыв, разлад, надлом. Между тем состояние перехода как поворотный момент в жизненном пространстве личности содержит в себе ценнейшую возможность личностного роста через реализацию некоего потенциала. В этом контексте такие институты культуры, как «обряды переходы» - исповедь, психотерапия, всевозможные образовательные программы, способствуют осмыслению переходной жизненной ситуации, когда человек, дистанцируясь от потока обыденной повседневной жизни, трансформирует культурно-исторический опыт социума в определение собственной стратегии поведения, корректирует свои взаимоотношения с окружающим миром /8, с.51 - 52/.
Теория активности связывает особенности данного жизненного этапа с индивидуализацией и локализацией старения, с неповторимо-индивидуальной спецификой факторов старения. Анализ этой проблемы осуществляется в контексте профилизации личности: ее стиля жизни, позиций, социокультурных ориентаций. При этом открытость, проникновение в социальный поток или, напротив, тенденцию отворачиваться от жизни соотносят с вариативностью индивидуальных реакций. Сохранение жизненной активности, многообразия вариантов отношения к жизни рассматривается как позитивный фактор, продлевающий жизнь. Люди с такой жизненной позицией открыты в первую очерезь изменениям, и даже большие изменения воспринимаются ими не как укроза, а скорее как вызов своим возможностям.
Сегодня представители «третьего возраста» имеют различные поведенческие установки, реализующиеся в повседневных практиках: плыть по течению на манер щепки; искать новые стратегии, не отставать от требований сегодняшнего дня; жить, делом заниматься и терпеть, дожидаться перемен к лучшему; приноровиться к обстоятельствам, но и обиды никому не спускать; оберегать свою натуру, противиться всяческим изменениям /8, с.53/.
Теория возрастной стратификации. Ряд исследователей сосредоточивают внимание на анализе возрастных ценностных показателей в обществе (размер и способ дохода, «открытость» социальных позиций, дающих доступ к воздействию на различные общественные процессы, возрастная институциональность).
Теория наименования. Эта теория интерпретирует проблемы старости как следствие неадекватного ее восприятия или «навешивания ярлыков». Данная теория фокусирует внимание на механизме социального давления, когда предписывается определенная модель поведения, которая отражает негативный и дискриминирующий характер существующих стереотипов старости и находит свое метафорическое выражение в ярлыках. Давление социальных стереотипов достигает такой силы, что большинство людей строят свое поведение в соответствии с ярлыком. Различные схемы приписывания социальных атрибутов пожилому человеку различаются лишь по объекту идентификации: старость - болезнь, старость - бедность, старость - зависимость. Однако навязываемая социальным окружением модель поведения не является тотальной и непреодолимой. Выбор поведенческих моделей в значительной мере зависит от самоопределения, приобретающего в конкретных ситуациях приоритетное значение /8, с.55/.
Теория социальной девиации. Существуют также подходы, определяющие содержание старости на основе представлений о некоторых нормах или идеалах развития личности, главным источником которых служит экспертное знание агентов социального контроля, прежде всего медицины, психиатрии. Бытие человека определяется как адекватное или девиантное, то есть отклоняющееся от некоторых норм «личностного здоровья». Пассивность стариков, их социальное отчуждение, уход в себя трактуются в данном случае как варианты отклоняющегося поведения, как провал в архаичную неотрегулированность жизни. Диагноз «девиантное поведение» фиксирует сверхспелетенность старости и негативных сторон бытия. Старость предстает как вид социальной девиации, возникающей в результате реакции на социальное давление.
Темпоральная теория старости. В качестве основания для социопсихологических обобщений выделяют своеобразное взаимодействие периодов времени как определяющую, структурирующую основу всего построения повседневности пожилого человека. В различные возрастные периоды воспроизводятся разные модели видения, организации времени. Практически никогда три основных времени не воспринимаются как равные: может доминировать или прошлое. Или настоящее, или будущее. Количество времени, которое, по представлению пожилых людей, у них «есть», весьма незначительно, что влияет на темп действий, степень, с которой на человека оказывает влияние прошлое или с которой он «втянут» в будущее /8, с.55/.
Пожилой человек не может держаться в стороне от мира, заполняя личную жизнь сентиментальной любовью к прошлому. Если пожилые люди не примут сознательно условия существования своего времени, с которым они фактически связаны, они составят лишь искусственную группу с необоснованными притязаниями.
Старость как механизм трансмиссии культуры. Старость рассматривается и как элемент человеческого бытия и развития, определенным образом институционализированный в культуре. Традиционно данный феномен представляется в качестве основного звена механизма преемственности общественных отношений, культуры, морали, опыта в виде неких правил, наставлений, узаконений, транслирующихся молодым возрастным группам.
В рамках изучения межпоколенной трансмиссии культуры отмечаются изменения содержания, темпов, форм передачи знаний и опыта от поколения к поколению, связанные с процессами информатизации современного общества. Привилегия старости - наличие жизненного опыта, который превращается во внутренний фактор жизни человека, выступающий гарантией взвешенности принимаемых решений и поступков, осознания социальной ответственности.
Опыт старшего поколения надо брать в расчет, чтобы развить его позитивные возможности и избежать повторения его ошибок. Тенденции новаторства и преемственности заложены в основе механизмов динамики развития личности. Нередко эти тенденции отслеживаются как враждебные, несовместимые. Действительно, современный этап общественного развития усложнил взаимоотношения между ними, но не заглушил главного - синхронного воздействия на становление личности как двух сторон единого, связанного процесса /8, с.58 - 59/.
Теория субкультуры. Старость представляется по модели субкультуры. Имеются в виду особые смысловые ресурсы, виды действий, формирующиеся на базе социокультурной системы, характерной для времени жизни данного поколения.
При всем разнообразии содержания взглядов, установок у людей, принадлежащих к одному поколению, прослушивается некоторый общий тон, объединяющий их мироощущение, существует набор типовых реакций, санкционированных общественными структурами и долгой традицией. Субкультура позволяет сохранить психологически-мировоззренческую устойчивость и культурную идентичность. При субкультурном подходе представляются необходимыми выделение сфер деятельности пожилого человека и планомерное описание всего набора средств его творчества. Речь идет о комплексном анализе идей, интересов, занятий, привлекающих внимание пожилых людей.
Теория геронтологической трансцендентальности получила развитие в трудах шведского ученого Ларса Торнстама. Старость определяется как этап жизни, когда в полной мере реализуется способность человека к трансцендированию (иным видению и оценке) наличной действительности, проявляется стремление к высшим, надприродным смыслам и ценностям. Из центра жизни уходит все наносное, несущественное, лишнее; человек становится способным оторваться от пут чувственного осязаемого бытия и поступать соответственно своим, собственно человеческим установлениям посредством свободной творческой деятельности, духовного усилия. Согласно данной теории на заключительной стадии природного роста в направлении зрелости и мудрости происходит переосмысление фундаментальных вопросов: человек начинает меньше себя идентифицировать с профессиональным занятием и в то же самое время становится более избирательным в выботе социальной и других типов активности; возрастает чувство близости к более старшему поколению и уменьшается заинтересованность в иных социальных взаимодействиях; снижается интерес к материальным ценностям, происходит нарастание чувства космического единения с духом универсума; переосмысливается ценность времени, пространства, жизни и смерти /8, с.60/.
Таким образом, наличие различных вариантов социальной интерпретации феномена старения связано со сложными переплетениями различных свойств этого явления, разнообразием их проявлений, неоднозначностью взаимных модификаций. Тем не менее было бы неправомерно противопоставлять названные подходы, поскольку они сосуществуют на принципах своеобразной дополнительности. Это означает, что ни одна из рассмотренных теорий не стремится занять доминирующую позицию и выступить в качестве истины в последней инстанции. Общность рассмотренных теорий состоит в том, что они содержат стремление придать феномену старости статус, который имел бы значение цельного и осмысленного этапа человеческой жизни, более универсального и одновременно более личностного.
