Манекен – Истории о странном и непонятном. Из истории манекенов Превратили девушку в манекен рассказы

Манекен (фр. mannequin , от нидерл. mannekijn — человечек) — фигура из дерева, папье-маше, пластика или других материалов, имеющая форму человеческого тела. О манекенах честно служащих для обучения студентов, бьющихся на краш-тестах и даже об МЧСовцах Яшке и Гоше — мы, разумеется, говорить не будем. Оставим пока в стороне и витринные манекены, тему интересную и огромную. И даже оставшиеся манекены, портновские, — рассмотрим только как предмет домашнего интерьера, арт-объект, любимый дизайнерами и декораторами. Товарищи рекламщики и портнихи, не разбегайтесь! Узнать об истории и научиться делать mannequin самостоятельно — полезно и интересно всем.

Впервые манекен был упомянут в древнеегипетских письменных источниках, а воочию мир увидел его благодаря археологам, раскопавшим гробницу фараона Тутанхамона, последнего фараона 18-й династии, правившей Египтом до 1314 г. до н. э. Это был деревянный торс, найденный в одежном сундуке молодого красавца-фараона. В те далекие времена мастера-изготовители одежды для правящей династии не имели права касаться священного тела правителя и должны были предоставлять ему одежду уже в готовом виде. Конечно, сложностью кроя та одежда не отличалась, и в многочисленных примерках фараоны не нуждались, однако посмотреть, как выглядит наряд в целом, не надо ли что-то изменить или добавить, было необходимо. Вот древние египетские портные и придумали такую штуку, как имитация тела человека.

Портнихами Древнего Рима в качестве образчиков моделей одежды использовались фигурины — небольшие раскрашенные фигурки из обожженной глины.
Шаолиньские монахи пошли дальше, они выстроили Аллею деревянных манекенов. Одежды на куклах еще не было, об их внешнем виде никто и не думал заботиться. Напротив, китайские образы и подобия человека подвергались постоянным избиениям.

Манекенами в те времена пользовались постоянно, но со временем, после упадка древней цивилизации, это изобретение было забыто, как и многие другие вещи; заново они были «изобретены» уже в средние века.

Большинство изобретений того времени было сделано в монастырях, в библиотеках которых сосредотачивались все знания человечества. Вот и манекен был заново придуман в 1573 году монахом монастыря Сан Марко по имени Бачио. Бачио был художником, расписывал стены монастыря, и однажды ему понадобилось написать святую, имя которой история не сохранила. Женщин в мужском монастыре, понятное дело, не было и быть не могло, пригласить в монастырь натурщицу — это вообще нечто за гранью допустимого, вот и пришлось монаху изобретать другие варианты. И изобрел-таки! Он сконструировал женскую фигурку из дерева и глины и нарядил ее в платье из кусочка полотна. Так снова родился манекен.

Однако в мир манекен вышел не скоро, лет примерно через двести. Первые упоминания о манекенах, используемых портными для изготовления одежды, мы находим во Франции в XVIII веке. В 1770 г. в Париже было основано первое швейное предприятие.
В те времена манекен изготавливался из куска дерева или с помощью техники папье-маше, делался строго по индивидуальным меркам заказчика или заказчицы и стоил довольно дорого, не каждая дама могла себе позволить иметь личный манекен. Это, конечно, не относилось к особам царской крови. Есть сведения, что Людовик XIV , известный модник, имел несколько манекенов, представлявших собой торс на подставке и изготовленных из ценных пород дерева, инкрустированных перламутром и украшенных позолотой. Король-солнце, однако! Почему несколько? На пошиве его нарядов трудились несколько десятков портных, в гардеробе Людовика насчитывалось несколько сот предметов одежды, вот поэтому почти каждому портному и требовался персональный «людовик».
Слово «манекен» возникло в одно время вместе с предметом и в переводе с французского означает «истуканчик, человечек» (mannequin). На фламандском наречии манекен (manekin, mannekijn) тоже означало «человек».

В те времена, когда массовый пошив одежды отсутствовал, манекены использовались исключительно для изготовления одежды и последующей демонстрации ее заказчикам. Элитные портные использовали также маленькие манекенчики в роли… журналов мод. Рисовать эскизы одежды в рекламных целях в начале XVIII века почему-то никому не приходило в голову, и модельеры делали уменьшенные копии модных нарядов и рассылали их клиентам. Впоследствии от этого метода отказались из-за больших временных и материальных затрат.
С возникновением массового пошива одежды и появлением магазинов готового платья манекены стали использовать для демонстрации новых образцов. Для такой демонстрации использовались «рабочие» портновские манекены, которые по-прежнему делались из дерева или папье-маше. Однако со временем дизайнеры додумались вместо таких торсов на подставке изготавливать куклы в человеческий рост с головой и руками. Вырезались такие куклы из дерева, лица расписывались красками, на голове были даже волосы. Делались такие куклы очень натуралистично, ни до какой стилизации и абстракции в те времена еще не додумались.

Но вот беда — деревянные фигурки были неподвижны. Поэтому многие продавщицы, стараясь оживить модель, набрасывали на себя различные ткани. Одну из таких продавщиц и увидел молодой амбициозный англичанин Сharles Frederick Worth /Чарльз Фредерик Уорт (1825-1895), который постигал основы швейного ремесла в парижском доме мод «Maison Gagelin» . Оживший манекен! Чарльз женился на продавщице и стал основателем французской высокой моды. Его считают изобретателем дефиле, а его жену - первой манекенщицей. Именно Уорт придумал манекен знакомой нам формы. Он прежде, чем кто-либо другой, стал тиражировать моду — продавал модели для того, чтобы их можно было копировать. Сознательно вводил в моду те ткани, выпуск которых считал необходимым. Иначе говоря, по-настоящему стал использовать механизм зарождения и распространения моды. И немало преуспел в этом: существующая по сей день Haute couture , заложила основы индустрии моды, которая действует в наши дни.
Подробнее о Сharles Frederick Worth :

Таким образом, всем стало ясно, как необходимы манекены для высокого портновского искусства

В середине XIX века манекены стали выставляться в витринах магазинов. Идея пришлась по вкусу, и даже самые маленькие магазинчики старались завести у себя модную новинку. В провинции, однако, эта идея долгое время не могла пробить себе дорогу — косные, устоявшиеся взгляды владельцев маленьких лавочек мешали повсеместному внедрению идеи в жизнь.
В 1894 году в Париже появились первые манекены из воска. Поначалу идея вызвала всеобщее ликование: теперь можно было делать манекены — точные копии человека, как в музее восковых фигур. Однако эти фигуры выставлялись не куда-нибудь в темный прохладный зал, а на витрину, заливаемую солнцем или светом ламп. И манекены начинали плавиться, макияж с лиц стекал и портил одежду. Зимой, в морозные дни, когда ночью магазины не отапливались, воск покрывался трещинками, что тоже не делало манекены краше. Кроме этого, они были очень тяжелыми и неудобными в перемещении, а значит, повысился «травматизм» фигур от неловких движений работников магазина. Цена на восковой манекен была по тем меркам достаточно высокой, поэтому позволить себе часто покупать новые манекены взамен испортившимся могли только дорогие столичные магазины.

Несмотря на все эти трудности, восковые манекены пережили Первую мировую войну. Однако всеобщий дефицит материалов тех лет не мог не сказаться и на качестве манекенов: из экономии им раза в два укорачивались ноги. Это сейчас длинные ноги являются непреложным козырем манекенов. Согласно мнению дизайнеров и модельеров, одежда более выигрышно и привлекательно смотрится на фигурах с длинными ногами, тонкой талией и высоким небольшим бюстом. Произошло такое смещение понятий канонов красоты в манекенах из-за изменений пропорций человеческого тела: после 40-50-х годов ХХ века пышные формы отошли в прошлое, и их демонстрация стала неуместна. Вот и стали фигуры манекенов более утонченными. В современной модной индустрии форма манекена наименее всего похожа на нормальную человеческую.

Манекены же времен Первой мировой имели не только короткие ноги, но и короткие руки; зачастую вообще обходились без последних. Именно с тех лет появились и продолжают существовать безрукие манекены. А мы-то думали, это дизайнерская находка. Да ничего подобного — отголосок тяжелых времен.

Сейчас восковые манекены уже не используются и остались только в качестве экспонатов в немногочисленных музеях манекенов. Портновские же простые манекены, изготовленные из дерева, картона и обтянутые тканью, «живы» до сих пор.

Для портновской работы манекен можно взять любой — главное, чтобы он соответствовал современным стандартам женской фигуры, которые несколько изменились по сравнению с концом прошлого века. Поэтому единственная старинная модель, которая заслуживает внимания, — из гибкой проволочной сетки.

Бабушкиным же манекенам, случайно обнаруженным на антресолях, найденным на блошиных рынках или купленным на аукционах; а также их мини-сёстрам — место в винтажных интерьерах квартир и маленьких магазинчиков. Переходим к любованию

Сначала только глянем, что у них внутри.

В последнее время всё чаще и чаще начинаю прислушиваться к различным рассказам и историям родственников и друзей, хоть немного связанным с мистикой или необъяснимыми явлениями. Вот одна из них.
Семья из трех человек, окраина Москвы, панельная девятиэтажка с лоджией. Проживают наши герои на 7 этаже в двухкомнатной квартире. Мама Галина – швея, папа Игорь – музейный работник, дочь Мариша пяти лет от роду ходит в садик и часто гуляет по вечерам с мамой на детской площадке во дворе дома.
Ничего необычного в семье не происходило, разве что сестра отца семейства после переезда попросила приютить на некоторое время их попугая породы «ожереловый» до окончания ремонта в новой квартире. Яша, как звали нового питомца, был стар и очень сообразителен. Самостоятельно гулял по дому, спать залезал в огромную клетку, питался скромно и знал порядка 40 слов и фраз типа «хочешь кушать – жарь котлеты», «истина где-то рядом!», «яша хороший», «хочу в Крым», «чужие на пороге!», «птица в доме – кошке смерть!», «не тронь руками, откушу уши» и много еще других забавных словечек. С пятилетним ребенком у птицы и вовсе сложились очень теплые, можно даже сказать, трепетные отношения: Яша что-то нежно курлыкал девочке по вечерам, позволял себя гладить, трогать за хвост и при включенном на полную громкость радио выплясывал, как профессиональный танцор, прямо на спинке детской кроватки. В общем, семья приняла Яшу, как родного, и на референдуме за ужином признала его почетным членом их скромной ячейки общества.
Идиллия закончилась после того, как отец принес с работы огромного пластикового манекена, пояснив, что в музее проводилась выставка, на которой были представлены костюмы различных народов мира, и по ее окончании именно этот экспонат оказался не совсем исправен, и его решили утилизировать. Вспомнив, что жена часто сетовала на отсутствие модели для шитья, заботливый супруг попросил отдать манекена ему. Так в их двухкомнатной квартире появилась огромная кукла с разрисованным в стиле японского самурая лицом, но при этом голая, так как костюм, конечно же, в музее не отдали. «Япошка», как назвала куклу девочка, жил на застекленной лоджии, прилегающей к детской. Яша принял самурая холодно, лишь скептически бросил взгляд в его сторону.
Как я уже упоминала ранее, мать девочки занималась кройкой и шитьем, и вот настал день, когда ей, наконец, потребовалась модель. Зайдя вечером в детскую, Галина на мгновение застыла, охваченная суеверным ужасом. Из окна прямо на неё смотрело суровое, искаженное ненавистью, бледное лицо, оно как будто всматривалось в уютную комнату, где мирно играла её дочь. Из ступора Галину вывел голос Маришы: «Мамочка, не бойся! Япошка добрый!».
Через несколько дней история повторилась, но теперь уже это выглядело поистине странно, так как Галя точно помнила, что оставила манекена в углу лоджии головой к уличному окну. Каким образом лицо куклы вновь было обращено в окно детской, оставалось загадкой, ведь для этого кукле потребовалось бы самостоятельно развернуть корпус на 180°. Япошку вновь развернули к улице и прикрыли голову со страшным лицом тазом для стирки белья.
Ночью Игоря разбудил грохот, доносящийся из детской и сопровождающийся плачем дочери и криком Яши. Бросившись на шум, он увидел, такую картину: Марина сидела на кровати, закрыв лицо руками, и плакала, таз, которым накрыли манекена, валялся на полу лоджии, а голова куклы вновь всматривалась в окно детской. Но больше всех родителей напугал попугай, который вылез из клетки и дурным голосом орал: «Чужие! Чужие! Чужие на пороге!».
На следующий день собрали семейный совет. Девочка отказалась что либо объяснять, сказав, что проснулась от ужасного грохота. Попугай, напротив, весь день без перерыва повторял и повторял как заведенный одну и ту же фразу: «Чужие! Чужие!», отказывался принимать пищу и выходить из клетки. В конце концов, родители решили, что дочь, вероятнее всего, сама вышла на лоджию и уронила таз, а попугай перепугался на старости лет и теперь переживает стресс. Марине прочитали нотацию и строго-настрого запретили одной выходить на лоджию и трогать манекена.
Через пару дней девочка попросила папу увезти страшную куклу из дома, так как Яша и она боятся манекена, он ходит по ночам по лоджии и стучит пластиковым пальцев в окно детской, также приходится держать шторы задернутыми, чтобы не видеть бледное перекошенное лицо. Видя, как взволнована девочка, отец принимает решение утром увезти куклу обратно в музей. Марину укладывают спать, но уже через несколько часов родители вновь бегут в детскую на шум и крики ребенка.
На этот раз картина выглядела совсем уж дико: балконная дверь распахнута, Мариша стоит на кровати, обхватив руками подушку, как щит, а на полу лежит манекен, на голове которого попугай ожесточенно бьет клювом разрисованное лицо.
Пояснить, что именно произошло в комнате, так никто и не смог, ребенка успокоили и отвели спать к родителям, попугая еле-еле оттащили от куклы и посадили в клетку, откуда он еще долго орал и пытался выбраться, орудуя клювом. Манекена Игорь той же ночью вынес на помойку, так как лицо и голова куклы были изуродованы птицей до не узнаваемости.
Покой вернулся в семью только через месяц, страх забылся, Марина снова переехала спать в детскую, а Яшу выпустили из клетки. Отношения девочки и попугая стали еще теплее, теперь птица спала исключительно на спинке детской кроватки, как на страже, не покидая пост до самого утра. А когда сестра Игоря вернулась после окончания ремонта за питомцем, Марина устроила настоящий скандал, забаррикадировалась в детской с попугаем и сказала, что не отдаст Яшу или сама уйдет вслед за ним жить к тетке. В итоге птицу оставили девочке, а сестре Игорь пообещал компенсировать утрату, оплатив летний отпуск.

Блэку приснился кошмарный сон. Блэк проснулся и вспомнил, что сегодня ровно год, как он увидел её впервые.
Белые-белые волосы стекали на плечи... Белые-белые плечи с нежнейшим розовым отливом. Он ел такое мороженое. Зубы так приятно ломило. Но больше привлекали глаза. Немного вселенной, немного льду, битое стекло, искусственный хрусталь с люстры на кухне. И тушь. Чёрная. Она любила контрасты: белое - чёрное.
Три месяца она о нём не знала. Те три месяца, которые он уже о ней знал. Потом он решился. Письмо передал сам. Рождённое ночью. В ночи. А когда с берёз спорхнули листья и начались холода, он пришёл снова.
Магазин. Прилавок. Ещё можно убежать. Ближе. Назад! Она пристально смотрит. Ошиблась. Не узнала. Не догадалась. Привет. Привет! Поздно. Улыбка. Взаимно. Гм... Я… Ты… Спасибо за письмо.
Спасибо… Письмо… Не надо было его писать. Её встретили на машине. Бар уже открылся. Он тоже любил бар. В его квартире имелся великолепный бар. Маленький бар на стене. Пустынный. Совершенно пустой. В тот же вечер он выбросил... ся, выбросил его из окна. Позвонил бывшей жене, но трубку взял мужской голос. Голос требовательно повторял: «Алло, алло, вы там.., алло, безобразие, алло, сколько можно, кто говорит, алло, выбросьте из головы, вы...» Блэк положил трубку. Но голос навязчиво продолжал: «Безобразие, у нас будет ребёнок, это безобразие, почему вы молчите? Кто говорит, почему молчите? Наш брак...» Брак…
Брак - брак.
Блэк побежал домой. Забрался в свою нору. Кажется, он плакал навзрыд. Или смеялся?.. Было так жалко себя. Магазин заперт... Ёе увезли в бар... Всё кончено, всё. Он потерял её! Но почему? Почему она не попала под машину? Почему она не умерла? Он бы любил её. Он бы принёс на кладбище букет искусственных роз. Или нет. Не роз. Гвоздик - они дешевле. Деньги так дорого стоят... Она сказала: «Спасибо за письмо». И ещё, да, он вспомнил, когда она садилась в машину, шепнула очень тихо: «Приходи в среду».

Неделя растянулась в вечность. Вечность между «Приходи в среду» и «Привет, как тебе моё новое платье?». С тех пор они стали встречаться в её магазине. Блэк приходил и любовался ею. Она рассказывала про бары. (Она любила пиво). Блэк молчал и улыбался. Он пытался уловить синтетический запах, исходящий от её тела. Иногда, особенно когда в магазине было очень душно, это получалось быстро. И тогда он начинал фантазировать. Магазин пустел. Покупатели выходили на улицу. В полутёмном помещении оставались двое. Он и она. Мягкие, как пластилин. Горячий, податливый пластилин. Две фигурки сминались в одну. Её руки связаны за спиной чёрным чулком. Плеть пронзительно свистнула в воздухе и, описав полукруг, мягко обняла обнажённую спину. На багровом рубце проступила кровь. Любимая, тебе так больно! Губы прикасаются к солоноватой поверхности. Прозрачная капелька медленно движется в ложбинке между лопаток. Снова визг плети. Сквозь сжатые зубы сочится стон. Тело бьёт мелкая дрожь. Тушь слегка расплылась в уголке глаза. Взмокшие волосы сбились на бок. Тонкая прядь прилипла ко лбу. О, как сегодня жарко! Как жарко!
Однажды Блэк пригласил её к себе. Он стоял под распятием на коленях весь вечер. Всю ночь. Губы шептали молитву. Пусть она придет! Пусть она придет!.. Дьявол, пусть она придет! Она... пусть... тело... пусть её тело останется на ночь. Она не пришла. Блэк уснул на коленях. Жгут перетянул руку выше локтя. Кончик иглы слепо ткнулся в тёплую поверхность, отыскивая вену. Когда шприц оказался пустым, Блэк сладко и сонно улыбнулся. Она была с другим мужчиной. Она растворилась в... Судорога сковала тело. Она была с другим и... Серная кислота струилась по голубым нитям. Она... Её... С другими...
Днём его увезли в больницу...

Истощённый, прозрачный, слабый, Блэк посетил магазин через три недели. На ней было чёрное платье из тончайшего, прозрачного шёлка.
- Привет, - вместо слов из гортани больного выплеснулся сгусток чахоточного кашля.
- Почему ты не пришла?
- Ах, о чём ты? Ах, да... припоминаю... кажется... Нет-нет, что ты. Это смешно. Ну, подумай сам. К незнакомому мужчине...
- Я знаю тебя давно и потом...
- Я прошу тебя, Артур... То есть Джек... Гм. Прости, я забыла...
- Меня зовут Блэк. Блэк. Я повторял имя тысячу раз. Неужели так трудно запомнить?! Блэк - чёрный, ночь, смерть, космос!.. - его голос сорвался на крик. - Неужели так трудно! Я просил тебя прийти всего на одну ночь! На короткий интервал между закатом и восходом! Ты подала мне надежду. Зачем ты сказала «Да!»?! Зачем я написал это проклятое письмо?!
Блэк нервно и стремительно направился к выходу. Вслед полетели бесформенные обрывки слов. На Город лёг молочный туман. Кто-то толкнул в плечо. Дрожащие пальцы достали сигареты. Пачка выпала из рук. Чья-то нога наступила на неё. К лучшему. К лучшему. Ненавижу тебя!
Вернувшись домой, он закрыл двери на английский замок и задёрнул шторы. Помещение наполнилось громкой тяжёлой музыкой. На экране зеркала проступило изображение чужого лица. Сквозь синюшные разводы проросла недельная щетина. Под глазами чёрные круги. Блэк - чёрный. Тяжёлая пепельница прикоснулась к поверхности огромного зеркала. Осколки усыпали пол. Блэк лежал на кровати. Плечи надрывно сотрясались от плача...
После заката комната погрузилась во мрак. Тишина. Кто-то приятно дышал в затылок. Одежда полетела в дальний угол. Остались только чёрные туфельки на ногах. На острых шпильках.
- Ты звонил мне? Я не могла навестить тебя сразу, - сухие губы покрывали тело поцелуями. (Иногда к нему приходила бывшая жена). - Сейчас станет легче. Я соскучилась по тебе. Ну почему трубку снял именно он? Что он тебе говорил? Я так устала от всего этого. Если бы вернуть всё назад. Если бы это было сном, я нашла бы силы проснуться. Прости меня. Прости. Это я во всём виновата. Я устала от него. У нас «ничего не было» четыре месяца. Он противен мне. Знаешь, как это...
Блэк не дал ей договорить. Прижал знакомое горячее тело к себе и рывком опрокинул его на спину. Она судорожно вздохнула. Закрыла глаза. Свет от уличного фонаря сочился сквозь шторы. Влажно блестел на искусанных губах. Пальцы собрали в комок простыню. Лакированные ногти впились в жёсткий матрас. Она слабо вскрикнула. Чёрная туфелька кляксой упала на кровать, стекла на пол...

Он запретил себе ходить в магазин. Он работал над своим мозгом. Где-то должен быть нерв, отвечающий за... контролирующий... ответственный за... за эту люб... за эту страсть. При каждом упоминании о ней - болевой шок. Неизлечимо. Вьюга за окном хохочет. Неизлечимо. Чайник на плите кипит уже целую вечность. Пепельница полна смятых, крапчатых фильтров. Звонок в дверь...
Она пришла сама.
К нему в дом.
Поздним вечером.
В прихожей оставила шубку и аромат французских духов.
Они были вдвоём десять минут. Звонок в дверь. Ещё один. Как много у него друзей! Оказывается. Появилось. Ещё звонок. Вечер отравлен. На кухне смех. Как много народу! Он угощал их кофе. Им кофе. В них кофе. Серьги в ушах блестели поддельным бриллиантом. Она смеялась неудачной шутке. Блэк пролил немного кофе на брюки. Он сидел молча. За стеной работал включенный телевизор. Актёр поливал неприятелей свинцовым градом. Мускулистые руки уверенно сжимали автомат. Жаль, что нет автомата. Жаль. Жаль. Хватит одного рожка, чтобы кухня превратилась в скотоубойный цех. В предсмертный миг её взгляд будет умолять о пощаде. Она будет готова на всё. Несколькими короткими очередями можно оборвать этот глупый смех. Избавиться от друзей.
А потом все пошли её провожать. Блэк остался один. Смех удалялся. Он знал, что из провожающих она выберет одного. Он знал, кого именно. Он знал это потому, что тот, кого она выбрала, не догадывался о том, что он может знать. Не догадывался. Что может. Что она уже выбрала... Что может знать... Блэк вцепился за крышку стола. Чашки с недопитым кофе полетели на пол...

Мне нужно знать точно - да или нет, - Блэк тяжело облокотился на прилавок. - Ты же видишь, что со мной стало. - Он прикоснулся к своему лицу и легко надавил на него. Кожа сморщилась. Лопнула. Лоскут отошёл, обнажая гнилое мясо.
К её ноздрям пополз сладковатый трупный душок.
- Я разлагаюсь. Медленно умираю, - по щеке Блэка покатилась крупная слеза свернувшейся крови. - Ты видишь это? - Он снял перчатку, обнажив кость. - На ней ещё осталось немного ткани. Завтра не будет ничего. Мне необходимо твоё тело или твой отказ.
Она не слушала его. Говорила о баре. (Она любила пиво). Говорила о новой иностранной машине, появившейся в городе.
- Скорость. Представляешь, она развивает бешеную скорость. Однажды меня пригласил покататься мой знакомый. О, это было великолепно! Он взял...
- Я люблю тебя, дура!! - крик пролетел мимо неё и вдребезги разбился о стену. - Скажи «да», и я куплю тебе эту проклятую машину! Две машины... и бар... Я куплю тебе всё... всю... вселенную! Только дай мне свою любовь или тело! Дай мне своё тело на одну ночь. Или «нет». Скажи «никогда». Это такой пустяк. Мне... - Блэк захлебнулся удушливым кашлем.
- У тебя есть друг? - спросила она, когда Блэк умолк.
- Ты знаешь.
- И ты готов умереть за него? Ну... если, допустим, возникнет такая ситуация, когда...
- К чему тебе это?
- Романтик! - она звонко рассмеялась. - Ты жалкий романтик. Средневековый рыцарь. Дон Кихот. - Она залилась зловещим смехом. - Дай мне своё тело... - У неё началась истерика. - На ночь... Вселенную... Да или нет... Да или... никогда. Убирайся прочь, идиот!
Тяжёлый флакон с дезодорантом, схваченный с полки, больно ударил Блэку в висок. Она схватила второй. - Я сплю с твоим другом, слышишь, жалкая никчёмная мразь! Убирайся, я не хочу тебя больше знать! Мы спим с твоим другом! Доволен? Ты вынудил меня! Ты испортил всё! Ещё немного, и от тебя ничего бы не осталось. Ты бы сгнил. Ты бы разложился на моих глазах, но так бы ничего не узнал. Ты испортил всё. Я ненавижу тебя!

Мания. Манекен. Она застыла великолепным слитком пластмассы. Какой-то мужчина в униформе грузчика пришёл сменить ей платье. Её обнажили. Чужие руки шарили по телу. Она томно прикрыла веки, сверкнув стеклянным глазом. Но Блэк уже был свободен.
Блэк вспомнил, что сегодня ровно год, как он увидел её впервые. Железнодорожная касса была открыта. Билет на всё. В никуда. Всё остается в прошлом. Кассир растерянно улыбнулась. Проводник долго смотрел на билет. Странно...
Манекен работал в том же магазине. Днём. (Вечером она любила пиво). Друг устроился грузчиком. Он медленно умирал. Его тело разлагалось. В городе появилась новая иностранная машина. Но Блэку до этого не было никакого дела. Он был уже далеко.
1999 г.
Из сборников

Не претендую на всеобъемлющее исследование - просто несколько фактов из истории манекенов.

До того, как стать писателем, Фрэнк Баум, автор известной детской книжки «Волшебник страны Оз», был редактором первого журнала, посвященного оформлению витрин. Он даже выпустил книгу на эту тему, в которой подчеркивалась важность использования манекенов для привлечения покупателей.

Во времена Баума - в конце XIX-начале XX вв. - при изготовлении лучших манекенов использовались человеческие волосы; у манекенов был стеклянные глаза и искусственные зубы из материалов, применявшихся в стоматологии. Иногда использовались и человеческие зубы.

Чаще всего ноги и руки манекенов изготавливались из твердых пород дерева, а ступни - для большей устойчивости - из чугуна. Из-за этого один манекен весил более сотни килограмм. При этом тело и голова манекена обычно были выполнены из воска, который таял при повышении температуры. (Эта проблемы была еще более актуальной в связи с ростом популярности применения подсветки для оформления витрин.)

Однажды один оформитель решил изобразить в витрине подобие вечеринки. Хозяйка держала в руках бокал вина так, словно произносила тост. На следующее утро оформитель увидел перед витриной толпу народа. Он был уверен, что они восхищаются его творением. Он с гордостью пробрался сквозь толпу к витрине и с ужасом увидел, что «хозяйку дома» «расплющило» под светом ламп. Она лежала на столе с отвисшей челюстью, вино было разлито, хотя бокал был по-прежнему зажат в руке. Картина «наутро после пьянки» несколько отличалась от первоначальной задумки автора. Кроме того, подобные сцены вряд ли могли способствовать продажам.

Производители манекенов жаловались, что самые большие проблемы всегда были связаны с фигурами, изображающими мужчин. Если женские фигуры редко вызывали возражения, то, по мнению заказчиков, манекенам-мужчинам часто не хватало мужественности. Проблема оказалась настолько острой, что некоторые производители стали выпускать мужские фигуры без голов.

Благодаря усилиям женской христианской организации, считавшей манекенов непристойными, в некоторых городах США было запрещено переодевать манекенов, предварительно не завесив витрину. Такие законы действовали вплоть до 60-ых годов.

Одним из самых знаменитых манекенов в истории была Синтия, творение скульптора по имени Лестер Габа, выполненное из гипса. Лестеру настолько понравилось собственное произведение, что он забрал Синтию домой и даже стал появляться с ней общественных местах. (При этом он отнюдь не был сумасшедшим.) Настоящее признание настигло Синтию в 1937 г., когда журнал Life опубликовал подборку ее фотографий. После этого она стала настоящей «селебрити»: лучшие дома моды присылали ей одежду, а ювелирные бренды - драгоценности, о ней писали светские колумнисты. Она даже стала ведущей ток-шоу на радио и сыграла в кино. Вершиной же светской карьеры Синтии стало приглашение на свадьбу Уоллис Симпсон и отказавшегося от престола Эдварда VIII. В 1942 г. Лестера призвали в армию, и он отправил Синтию к своей матери. Самое удивительное, что, когда в результате несчастного случая Синтия разбилась (во время посещения салона красоты), Лестеру дали увольнительную.

Синтия на бранче у писательницы Тайры Уинслоу.

Темнота сковывала его движения, мешала мыслить и подавляла волю. Страх темноты укреплялся и рос в нём с самого детства. Гнездился где-то под потолком и пристально следил за мальчиком. Ему всегда казалось, что он живой. Страх – это подобие человеческой тени, у которой есть все признаки живого существа. Конечно, беспокойство такого рода считалось необоснованным, но, тем не менее, оно часто передавалось отцу и особенно − матери. Родители были вынуждены оставлять в детской комнате свет, и мальчик, нервно ёрзая и переворачиваясь с одного бока на другой, засыпал.

И снова безлюдное место. Где-то высоко над головой зарябили лампы, и стало чуточку спокойнее. Конвейер на несколько минут остановился. Шестерёнки механизма заскрежетали, издав душераздирающий звук. Роман Шведов вытянулся в струну. Он до боли прикусил нижнюю губу и почувствовал, как тело медленно покрывается мурашками. Время замедлилось, превратившись в бесконечный телесериал. Разглядывая в полутёмном помещении цеха стройный ряд манекенов, он теребил ремень своих форменных брюк. Сегодня он при параде. Одет с иголочки, словно завтра на свадьбу, – вот только на свою или чужую? Он не знал, равно как и то, что здесь делает. Манекены… Свежевыкрашенные и отполированные, они, казалось, светятся в темноте. По всей видимости, здесь находились только особи мужского пола. Неестественно подтянутые, как в комиксах или американских фильмах, где актёров повсеместно пичкают допингами. На них ещё отсутствовала одежда, и они стояли в чём мать-машина создала, поставила на конвейер и приказала грозно: «Служи!» И манекены, как будто согласившись с приказом, синхронно кивнули. Ромка опешил. На всякий случай он ущипнул себя за руку и потёр переносицу. Фух… Вроде бы показалось.

Шведов чуть слышно сглотнул и подошёл ближе. Тусклые лампы издавали раздражающий гул. В воздухе пахло палёной пластмассой. Мелкие частички пыли оседали в носоглотке, вызывая неудержимое желание чихнуть. Однако

молодой человек, превозмогая раздражение, сделал ещё один осторожный шаг вперёд и оказался рядом с конвейером. Глаза лихорадочно блуждали по сотне, нет, даже тысяче манекенов. Неожиданно взгляд остановился на одном

− До чего же похож, – сухо прошептал Шведов.

Этот манекен отличался от других «собратьев». Он выглядел более подтянутым, с отлично накаченными бицепсами и прессом. На лице даже сохранились родинки и угри. «Негоже такому красавцу в будущем стоять в затрапезном магазине и играть роль вешалки. Я найду тебе место намного

лучше», − подумал Роман. Он огляделся по сторонам и хотел уже стащить манекен, как конвейер неожиданно ожил и погнал вереницу манекенов в бесконечность.

Ромка сначала пытался поспеть за конвейером, он бежал что есть мочи, пытаясь не упустить из виду свою копию. Но потом она незаметно слилась с остальными, и он с запозданием понял, что потерял «себя» навсегда…

Облачённый в белую рубашку, чёрные брюки и туфли, Роман привычно стоял на посту. Ноги давно затекли, а спина не переставала болеть уже год, но он всё равно изо всех сил удерживал на лице подобие радости. Покупателей с их придирчивым интересом к золоту и серебру он не воспринимал вообще, бесцельно блуждая взглядом по сверкающим витринам магазина. Ничего удивительного здесь нет, ведь прошло почти три года, как он уволился из известной торговой фирмы, где работал обычным грузчиком.

Сразу же перешёл в ювелирку и оставил грязную, пропитанную потом одежду и плохо оплачиваемый труд. «С годами на многие вещи смотришь проще, на что-то и вовсе закрываешь глаза».

Роман дождался, когда последняя тучная леди приобретёт дорогое колье, и подошёл к стеклянной двери магазина. Сорокаградусная жара буквально испепеляла всё живое. Люди ходили одурманенные, жадно хватая ртом воздух. На первом этаже трёхэтажного ювелирного магазина было прохладно. Его стул стоял прямо напротив настырной сплит-системы, готовой день и ночь морозить всё и вся. Роман её немного побаивался и предпочитал обходить стороной. Если бы он мог, многое обошёл бы в своей жизни. Взять хотя бы их офис – да это же камера моральных пыток!

Каждый день перед началом дежурства там собирались охранники их агентства. Здание находилось в центре города и располагалось возле основных охраняемых объектов. Из «счастливчиков», что ежедневно стояли по стойке смирно в полуподвальном помещении офиса, день за днём «выращивали» настоящих охранников. Кто из них считался хотя бы наполовину «настоящим», Роман представлял с трудом, пропуская мимо ушей выхолощенную речь начальника охраны.

− Итак, сопляки, вы здесь собрались не для того, чтобы спать, уныло кивая мне гривами! – прокричал накаченный охранник в белой рубашке, которая туго обтягивала его широкоплечую фигуру. Здоровяк чем-то напоминал Роману специального агента Хоббса из фильма «Форсаж». Говорил он нудно, но по существу. Его монолог оживляли лишь бранные словечки в адрес охранников. Забористые выражения неизменно выводили из оцепенения «манекены», и те начинали как-то неестественно смеяться. Однажды, пожелав разнообразить скучную речь, Роман спросил Хоббса:

− И каким же должен быть настоящий охранник?

Коллеги зашипели на Шведова, но было поздно – речь начальника затянулась ещё минут на двадцать. Оказалось, настоящий охранник должен быть идеальным снаружи и внутри. Кроме основных обязанностей: соблюдать порядок, дисциплину и предотвращать хищения на объекте,

были и другие. Роман тяжело вздохнул и, на секунду прикрыв глаза, принялся проговаривать про себя: уметь оказать первую медицинскую помощь, при пожаре принять меры по ликвидации очага возгорания, при теракте, при обнаружении подозрительных объектов и свёртков… Везде должен, обязан, должен, обязан… Да что же я, полицейский или супермен, которому по жанру полагается спасать мир? Охранникам, по инструкции, запрещается даже разговаривать. И остаётся тупо стоять и пожирать взглядом посетителей, с постными лицами разглядывающих украшения. До чего же достало! Работать за мизерную зарплату, быть образцовым и при этом казаться пугалом – обычным рядовым манекеном, которых тысячами штампуют охранные агентства. Неужели труд охранника с виду кажется таким уж простым, что за него и половину полицейской зарплаты отдать жалко?

В магазин на всех парах ворвалась симпатичная девушка. Продавцов, как назло, рядом не оказалось. Не зная, к кому обратиться, она покосилась на охранника.

− Извините, а у вас есть подвески с цветными камнями?

− Ну а кольца свадебные в серебре?

Чем отличается свадебное кольцо от обычного, Шведов не знал. И вообще, за последние три дня он ни с кем не разговаривал. Даже с родителями. Слишком уж поздно возвращался с работы.

− Понятно, – отчеканила блондинка и тут же покинула магазин. Роман даже не успел сказать ей обычное в таких случаях «До свидания».Словно из-под земли появилась уборщица. Женщина выглядела на шестьдесят, но её уставшее лицо многие сотрудники магазина считали красивым.

− Ты что, язык проглотил?

− Видел, как она выражала свои чувства?

− А как она чуть покраснела?

− Не видел.

− Ты хоть разговаривать научись. Только и можешь: «Не видел, не знаю». Что ты за охранник такой?

− Какой есть, − вздохнул Роман и снова подошёл к двери.

– Так, чего прислонился к стеклу? Не ценишь мой труд?

Она ловко прошлась шваброй по коврику около входа, заставив Романа ретироваться к стулу.

− Вот так бы и сидел весь день, а то топчешься у двери − народ пугаешь.

− Это как? – удивился Роман.

Клавдия смерила его придирчивым взглядом. Его гладко выбритая голова и широкие плечи невольно вызывали опасение. Если бы только не добрый взгляд, он походил бы на громилу.

− Да ладно вам, я ведь, по инструкции, должен стоять в дверях, а садиться на стул только когда устал или нет посетителей.

− Надо же!

Тётя Клава выпрямилась и поставила швабру в угол:

− А я всю жизнь мою полы без инструкции. И ничего. Никто не жалуется.

− Просто для вас нет учебников.

− Мозгов у тебя нет, − тяжело вздохнув, тётя Клава продолжила мыть полы. − Только и делаешь, что стоишь днями, как истукан. Пользы – ноль. Только косяк своей одеждой хорошо вытираешь. Смотри – блестит лучше, чем от моей тряпки! Молодой, красивый. Нашёл бы себе хорошую работу, женился на красавице да детишек нянчил.

«Если бы не тот выкидыш, давно бы нянчил», − подумал мрачно охранник. Он и впрямь собирался жениться. Сделал своей стройной избраннице предложение, подарил дорогое кольцо и сладко поцеловал. Софья так и раста яла в его объятиях. Они почти поверили, что будут счастливы. Если бы только не это «почти». Оно ритмично пульсировало в мозгу и разъедало его изнутри. Ромка заскрежетал зубами. Вспомнил её измену. Когда она при нём звонила своему любовнику и уходила. Каждый раз уходила от него, оставляя дверь открытой. И в эту дверь проваливались их отношения. Почти четыре года признаний, надежд и тепла, которые уже не вернуть. После их громкого расставания у Софьи случился выкидыш. Она возненавидела Романа. Всё, кончилась теплота. В ней появились первые корки льда. Охранник нахмурился, поднялся со стула и замер у косяка. В магазин вошла покупательница.

− Надо же, я думала, вы не настоящий, выглядите, как манекен!

− Знаю, − невесело отозвался охранник и поправил воротник рубашки. Кому-то лучше думается, когда он нарезает круги от точки А до точки Б. Кто-то любит теребить ремень или ощупывать небритый подбородок. А ему нравилось превращаться в статую. Или не нравилось? Во всяком случае, так действительно думалось лучше.

− Как манекен, − повторила она чуть слышно.

− Это мне уже не раз говорили, − прошептал он вслед подымающейся на второй этаж женщине, а про себя подумал: «А может, я и впрямь манекен? Пластмассовый изгой, которого поставили у входа отпугивать пьяных и нищих?»

Ромка хмыкнул и занял привычное положение.

− Смотри, как манекен, − сказал молодой человек своей девушке, тыча пальцем в задумчивого Романа.

«В обезличенном мире заготовок людей человек приобретает необъяснимое чувство утраты, ощущение того, что жизнь исчерпала себя, а каждый второй человек превратился в раба».

− Да не манекен, а живой человек. Живой я! – выпалил, не выдержав, Шведов. Продавцы сочувственно посмотрели на него, но ничего не сказали, продолжив свои разговоры. Им беседовать разрешалось, а ему, по инструкции, – нет. Да пошла бы… Эта инструкция! И, подойдя к тумбочке, он вытащил кипу листов и выкинул в мусорное ведро.

− Ишь какой! Я только что весь мусор выбросила, а он уже гадит, – пробурчала уборщица.

− Тётя Клава, гадят, сидя за кустом на заброшенной стройке в компании пауков, клещей и голодных собак.

− А чувство юмора у тебя есть.

− Есть! – впервые за долгие годы улыбнулся Роман.

Внутренне он ликовал. И хотя это практически не выражалось снаружи, изнутри он понемногу оттаивал. Хорошее настроение подогревало аппетит. Из всех радостей жизни на работе только и остаётся – поесть да посмотреть на пухлые бёдра зашедшей на огонёк незнакомой «принцессы». Ромка пожал плечами, кивнул продавцам и скрылся в подсобном помещении.

Тусклый свет маленькой комнатки высвечивал два небольших столика. За тем, что справа, обычно располагался директор, любивший долго общаться с Москвой. Сегодня стул директора пустовал. На столе лишь кипа бумаг и постоянно трезвонивший телефон. За вторым столом сотрудники собирались в обеденный перерыв, балуя себя деликатесами. Меню же Романа, по обыкновению, считалось скудным – суп без намёка на мясо либо варёные сосиски с квашеной капустой. Иногда он брал с собой картошку или яйца.

Разогрев в микроволновой печи свой обед, он проглотил увесистый кусок колбасы и поперхнулся. Хорошо, что кружка с водой оказалась рядом. Охранник немного отпил из неё и протолкнул вредину в недовольно урчащий желудок.

Сотовый телефон на поясе завибрировал. Роман посмотрел на входящий вызов. Звонили из офиса.

− Надо выйти на подработку сегодня в ночную смену. На мебельный, рядом с твоим домом.

«Надо. Дурное это слово. Это тебе “надо” или всё-таки мне? Думаешь, мне деньги нужны? Нет, нужны, конечно, но не до такой степени – я же работаю второй месяц без выходных. Ты предлагаешь мне и сон променять на работу?»

− Заплачу в тройном размере. Соглашайся, Шведов.

− Согласен.

Роман дал согласие ещё до того, как подумал: «Почему это наша жадная контора предлагает мне лишние деньги? Что-то тут не так». Начальник спешно с ним попрощался и повесил трубку.

Через несколько часов Шведов переступил порог огромного мебельного магазина, и его сразу пронял неприятный озноб. Многочисленные сплит-системы нагнетали дьявольский холод. Ромка поёжился и огляделся по сторонам. В салоне стояли роскошные диваны и кровати. По углам ютились кухонные гарнитуры, столы и стулья. Повсюду, как в Африке, возвышались огромные пальмы в плетёных кадках. «Только обезьян не хватает», – ухмыльнулся Роман.

Дверной замок за его спиной щёлкнул, и, оглянувшись, охранник увидел, как медленно опускаются за ним дверные жалюзи. Инструктаж проведён в полном размере по всем двум этажам. У него из специальных средств имеется резиновая палка, наручники и неработающий фонарик. «Ну и зачем он мне?» Шведов постучал фонариком по двери – вдруг заработает – и принялся разглядывать жалюзи. Вскоре они со скрежетом замерли. На Романа навалилось щемящее чувство замкнутого пространства. Свет в магазине горел только в узком коридоре, который вел в туалет. Тьма с каждой секундой, казалось, подступала всё ближе. Пытаясь освободиться от её гнёта, Шведов пошёл в сторону света.

Диваны и кровати, казалось, внимательно наблюдали за ним, пряча за собой невидимых существ. Ромка вспомнил, как сменившийся охранник в шутку упомянул про домового, и вытащил резиновую палку из конуса:

− Кто тут у нас прячется, а?

Ему не терпелось нарушить давящую тишину. Дома, оставаясь один, Роман любил слушать любимую музыку или оставлять включённым до утра телевизор. Здесь же кроме слабого гула сплит-систем он ничего не слышал. Разве что только свои шаги. Шведов посмотрел на светящийся в темноте циферблат наручных часов. Прошло всего пять минут, а казалось, что целая вечность. «Если не приободриться сейчас – к утру я просто свихнусь».

В дальнем конце зала один из диванов подозрительно скрипнул, будто на него кто-то присел. Ромка напрягся. Сгорбившись, он склонился у огромной кровати с готическими канделябрами и вгляделся в темноту. «Снова эта проклятая темнота! Она как будто преследует меня».

− Тут есть кто-нибудь?

По залу прокатилось раскатистое эхо. Ещё один диван крипнул. Роман от неожиданности подпрыгнул и, перемахнув через кровать, прижался к полу. Прикрыв глаза, он сбивчиво прочитал молитву, потом снова открыл глаза и осторожно выглянул поверх кровати.

− Что ещё за игры? Ты вздумал со мной поиграть?

Роман ощупал рукой пустой конус и вздрогнул.

«Видимо, я выронил палку, когда перепрыгивал через кровать». Обойдя кровать, он уставился на белый след на полу. Если бы не свет из коридора, он бы его не заметил. Рома присел и внимательно осмотрел белую отметину, будто от побелки. Всего полчаса назад, когда ему показывали объект, он проходил здесь и даже при ярком освещении ничего не заметил. Скорее всего, след появился только что. Всего пару минут назад. Он походил на отпечаток ноги, немного смазанный и незначительный по размеру, но явно принадлежащий человеку.

Ужас охватил Романа, и он бросился к выключателям. На повороте он зацепился за диван и с грохотом свалился на пол. Рома скорчился, будто его душили. Лицо покрылось испариной. Капли пота поползли к кафельному полу по горячей коже. Неожиданно что-то совсем рядом шлёпнулось на пол.

Для Шведова пол превратился в разогретую докрасна сковородку. Он как ошпаренный вскочил и в два прыжка оказался у стены с выключателями. Перещёлкав их все, он взвыл и, развернувшись к залу, прижался спиной к стене.

Шведов оглядел мёртвый зал и, не обнаружив никого, быстрым шагом направился в сторону «готической» кровати. Его палка лежала рядом как ни в чём не бывало. Охранник подобрал её и, повертев в руках, громко спросил:

− И где ты сейчас? Спрятался? Знай, я не боюсь тебя!

И только он это сказал, из-под кровати пулей выскочил перепуганный кот.

− Ах ты, зараза!

Роман размахнулся и швырнул резиновую палку в бестию.

− Я чуть с ума из-за тебя не сошёл!

Желая разыскать животное, Шведов долго бродил между диванами. Кот, казалось, бесследно исчез. Рома исходил весь объект вдоль и поперёк, заглядывал даже в кадки с пальмами, – безрезультатно.

День, проведённый в ювелирном магазине, напомнил о себе нестерпимой болью в спине. Болели руки, ноги, а когда и голова перестала мыслить, Шведов заглянул в комнату охраны. На столе покоились кипа старых отчётов, кружка с остатками чая и пачка сигарет. Пытаясь отвлечься, Роман присел на шаткий стул и принялся рисовать на каждом листе весёлую рожу. «Ты давно ни с кем не общался, так? По инструкции запрещается разговаривать, но и тупеть с каждым днём не приветствуется». Он закончил рисовать и, схватив листы и булавки, лежащие на столе, вернулся в зал. В центре помещения диваны стояли рядом друг с другом, образовывая правильный круг. Шведов пробрался в середину зала и стал прикреплять булавкой к спинке каждого кресла нарисованную рожицу.

− Так, ты будешь зваться Умник, − Рома кивнул роже с ухмылкой, больше похожей на испуг. Более рационального имени в голову не приходило. Во всяком случае, пока. – Ты, одноглазый товарищ, будешь зваться Василием, а ты, мой сморщенный друг, − обратился он к следующей рожице, − будешь Фредом. Что, не хочешь быть иностранцем? Долой Штаты? Куда их засунуть? Не-е… Это ты зря! Ладно, назовём тебя Федей. Нормальное русское имя.

«Фёдор», согласившись, кивнул. Роман внезапному

оживлению кресла совершенно не удивился. Он будто этого ждал.

− Ты, − Шведов подмигнул пухлому женскому личику, − будешь у меня тётя Клава. В жизни я почти с ней не общаюсь. Строгая и воспитанная при коммунизме уборщица.

Она меня за каждое «неправильное» слово может повесить. Так что поговорить с ней в этой жизни навряд ли удастся.

– Ну и ты, − Рома повернулся к последнему креслу и прикрепил к нему самую аккуратно и грамотно нарисованную физиономию, − будешь Максимом.

Через несколько секунд все кресла обрели дар речи и стали громко спорить. Из их разговора охранник понял, что кот пробрался в мебельный салон с улицы через форточку, которая всё ещё оставалась открытой. Похоже, его напарник не сдал ему смену надлежащим образом.

− По инструкции он должен…

− Никто никому ничего не должен, запомни, студент! – нарисованное лицо Максима исказилось от гнева. Нахлынувшие эмоции добавили красного цвета. Казалось, ещё немного – и лицо «поплывёт».

− Инструкция, да и все эти пыльные талмуды, нужна для начинающих. Не зря ты её выкинул. Но физическое действие не подкреплено внутренним отторжением. Сколько уже работаешь?

− Три года, − замялся Шведов.

− Столько лет парень пашет, как проклятый, знает все охраняемые объекты, входы и выходы, лазейки, уловки и не может отойти от проклятых формальностей!

− Я образцовый! – похвалился Роман.

− Ты идиот, если так думаешь. Твоя рожа на фотографии в офисе нужна для показухи. Они чихать хотели на твою «образцовость». Ну, скажи, ты за эти три года получил какую-нибудь премию или значок?

Роман опустил голову. Он почувствовал, как уши его краснеют. От стыда он готов был провалиться на месте:

− Значит, работа в охране не должна выливаться в мучения?

− Конечно! Ты можешь носить другие туфли, не «по уставу», но чтобы они не жали, ты можешь купить воды и пить её прямо на рабочем месте, а не терпеть, с тоской глядя на часы. Ты можешь что-то писать на посту, сочинять, фантазировать, разговаривать, петь, когда никого нет рядом. Живи. Живи прямо там, где стоишь, ибо твоя жизнь бесценна. Она одна, и так просто, задёшево продавать её, получая взамен лишь мучения, – несправедливо и неправильно.

– А как же учебники и инструкции для охранников? − не унимался Шведов.

«Максим» стал пунцово-красным:

− Они у-ста-ре-ли!!!

Роман закрыл уши и сделал несколько шагов назад. Его предположения оказались верными. Он с каждым днём утрачивал свою уникальность и неповторимость. Друзей у него немного, да и те какие-то неживые. Мебельные монстры, ожившие в его фантазиях, словно заменяли ему настоящих друзей. По сути, он общался сам с собой, но думать и говорить – не одно и то же.

− Насчёт человечности, − обратился он к предпоследнему креслу с лицом тёти Клавы.

− У тебя с этим всё в порядке, – ответила уборщица.

− Ну, хорошо.

Роман вдруг опомнился:

− Вы мне покажете, где находится дверь?

− Нет. Мы ведь обычные кресла и ног у нас нет, − извиняющимся голосом сообщила «тётя Клава».

− Я знаю, что делать! – выпалил Шведов.

Роман сорвал листки со спинок кресел и пошёл в сторону комнаты охраны. Усевшись за стол, он выхватил из скомканной пачки сигарету и вдруг вспомнил, что не курит, да и в помещении курить не разрешалось. Пощёлкав

компьютерной мышкой по видеоизображениям камер, установленных по всем двум этажам, Роман действительно заметил слегка приоткрытую дверь.

Постучав фонариком по столу, Шведов с удивлением обнаружил, что тот заработал.

− Отлично!

Потом он достал резиновую палку и целеустремлённо пошёл в дальний конец зала. Около подсобных помещений находилась винтовая лестница, ведущая на второй этаж, и прямо напротив неё находилась неприметная с виду дверь. Роман, как того требовала инструкция, осторожно толкнул её резиновой палкой и зашёл внутрь. Мощным лучом фонаря Роман высветил заброшенный кухонный стол, несколько тумбочек и холодильник. Небольшое окно с железной решёткой было открыто настежь. Тёплый июльский ветер проникал внутрь и приносил с собой аромат шашлыка и пьяные голоса.

Он подошёл к окну и попытался закрыть его. Внезапно из окна высунулась волосатая мужская рука. Пьяный грубый голос сорвал с него всю задумчивость:

− Дай прикурить!

Роман заорал. Вырвался и, схватив резиновую палку, ударил со всей силы по руке. Пьяный мужчина принялся крыть его матом. Потом принялся колотить по стене. Роман воспользовался моментом и закрыл окно. Удары сыпались один за другим, но Шведов будто не слышал их. Он с трудом пытался понять, что с ним только что произошло.

О том, что случилось, он решил никому не рассказывать. Когда прошло несколько дней, ему приснился ещё один сон.

Роман Шведов снова оказался на заводе. Он увидел знакомые станки, огромный конвейер и старые столы, на которых рабочие оставили свои вещи. Роман медленно побрёл к конвейеру, на котором стояли знакомые манекены. Пытаясь найти среди них себя, он пошёл вдоль механизма, пристально вглядываясь в одинаковые лица заготовок-охранников. Пройдя метров двести, он натолкнулся на будку, в которой горел тусклый свет. Роман хотел её сначала обойти, но потом увидел слегка приоткрытую дверь и машинально потянулся к ручке. Дверь приоткрылась сама.

Шведов зашёл в будку и уставился на пыльную приборную панель. Многочисленные рычажки и тумблеры очаровали его. Ещё в детстве он любил играть с игрушечным подъёмным краном. Перемещая стрелу, он, затаив дыхание, следил, как маленький упрямец подымает тяжёлый груз. Шведов и потянулся к приборной панели. Ни одна из кнопок не оказалась подписана. Правда, на некоторых из них пыли было значительно меньше, поэтому охранник воспользовался ими. Конвейер моментально ожил. Шведов осторожно покрутил рычаги и наугад щёлкнул по нескольким тускло светящимся кнопкам. Конвейер заскрипел и погнал бесконечную череду манекенов в обратную сторону. Шведов отлично помнил, что в прошлом сне раздетые манекены уходили в дальний конец цеха. Теперь же они возвращались наполовину одетые и подкрашенные.

Охранник прижался к мутному стеклу, чтобы лучше разглядеть манекены. Минут через пять, увидев себя, он отпрянул назад и принялся искать привычную красную кнопку.

Он бросил быстрый взгляд на свою движущуюся копию. На этот раз она оказалась облачена в солидный костюмчик. Ромка нажал сбоку панели заветную кнопку, и конвейер неохотно остановился. Шведов облегчённо вздохнул.

Молодой человек вышел из будки и направился к манекенам. На этот раз не только глаза манекена казались живыми. Всё его лицо казалось настоящим. Манекен, завидев его, натянуто улыбался и повторял:

− Добрый день. На втором этаже у нас находится золото. Всё серебро представлено здесь. Если что, обращайтесь!

Подошедший к своему двойнику Роман слегка толкнул его. Клон стал путать слова, а потом затих. Шведов помрачнел:

− А ну, говори, что здесь происходит! Я с тобой разговариваю, пугало!

Манекен молчал.

Роман разглядел едва заметные провода под рубашкой. Выходит, он робот? Роман залез на конвейер и потянулся к проводам. Манекен неожиданно ожил. Схватил его за руку и ледяным тоном произнёс:

− Ты жалок и слаб. Наверняка давно не ходил в тренажёрный зал и предал забвению занятия спортом.

− Откуда ты знаешь?! – удивился Роман.

− Я знаю всё!

− Невозможно! Ты же кукла, клон!

− Нет, это ты манекен. Ты потерял интерес к жизни два года назад. Ничему не удивляешься, ничего тебя не интересует. В глазах – лёд, и только когда тебе делаешь больно, оживаешь.

− Отпусти!

Роман, стараясь освободиться, ударил коленом в пах манекену, но только сильно ушиб свою ногу.

− Отпусти, друг, умоляю…

− Ты мне никто. Я – живой и полноценный. Сейчас мне установят новую версию программы и у меня исчезнут все недочёты. Я буду живее тебя, понимаешь? Так что это ты кукла, а я живой!

Шведов напрягся и дёрнулся в сторону проводов, торчащих из-под рубашки манекена, и, зацепив их, рванул на себя. Манекен нахмурился, поднял Романа над собой и швырнул в контейнер с мусором.

Наутро он почувствовал себя на удивление бодро. И хотя боль в пояснице и руках не унималась, Шведов списывал всё это на лёгкие недомогания. Увиденное во сне потрясло его. Сначала он даже не мог ни о чём думать – только о себе и о клоне. Поездка в маршрутке на работу сопровождалась неестественно бодрыми и даже резкими движениями. Он чутко и своевременно отвечал на вопросы водителя и очень точно подсказал одной пассажирке, как ей добраться до вокзала. Окончательно он пришёл в себя уже на работе.

Привалившись, по привычке, к входной двери, Роман разговаривал с симпатичной девчонкой. Теребил в руках сотовый телефон и жевал ментоловую жвачку. Уборщица, вопреки ожиданиям, не сделала ему ни одного замечания. Сначала Шведов подумал, что она заболела, но потом до

него вдруг дошло, что дело не в ней. «Сдаётся, я меняюсь в лучшую сторону. Ещё совсем недавно я даже побоялся бы подойти к незнакомке. А теперь разговариваю с ней, как будто мы знаем друг друга с детства».

В магазин, словно приведение, зашёл начальник охраны. Вообще-то Слава любил незаметно просачиваться на объект и наблюдать за распустившимися охранниками. Но сегодня Роман его «спалил», но, как ни в чём не бывало, продолжил беседовать с девушкой из соседнего отдела по имени Оля.

− И тебе не стыдно? – спросил через минуту Слава.

Роман с иронией посмотрел на него:

− Честно? Ни капельки! В магазине посетителей нет. Начальства не видно. Иногда нужна разрядка, ты не считаешь?

Придирчивый взгляд Славы пробежал по спрятанной за витриной бутылке минералки, по торчащему из кармана брюк Шведова пакету леденцов и, наконец, остановился на смущённой девице.

− И когда ты успел так распуститься?

− Недавно, а что?

В этом вызове присутствовало всё. Шведов отлично знал, как себя ведут охранники на других объектах. По сравнению с ними Роман – всё равно паинька.

− Придётся снимать тебя с Доски почёта.

− И я так подумал. Слишком долго занимал казенное место. Год вроде?

Слава задумчиво кивнул и почесал подбородок:

− Рекорд для нашего агентства.

В этот момент Оля окликнула Шведова:

− Смотри, там, – сказала она шёпотом, показывая на дверь.

Роман выглянул на улицу. На дороге появился очередной бегун в белой футболке. На груди его пестрела гордая единица. Роман с завистью смотрел на спортсмена. Вскоре показались и другие. В отличие от «первого», они бежали все взмыленные. У половины из них бумажные листки с номерами отлепились и болтались, будто ценники. У одного толстяка «номер» всё-таки оторвался и, подхваченный ветром, полетел в сторону магазина. Бегун даже не заметил пропажи. Зачем ему номер? Он сейчас купался в лучах славы – многочисленные фотографы подбегали как можно ближе и снимали бегущую толпу.

Роман загрустил. Всего в сотне метров кто-то становится популярным, а его здесь и не видно. Есть, правда, видеокамеры, которые с механическим спокойствием записывают каждый его шаг, но толку от них? Если он и останется в каком-нибудь файле, то максимум на год, а потом его сотрут, посчитав ненужным.

Ромка подобрал смятый листок с номером, булавкой от удостоверения прикрепил прямо к рубашке. «Второй номер − подумать только! Вот она, возможность доказать себе и окружающим, что он не считается позорным».

Встревоженный Слава впился в него ледяным взглядом:

− Ты что задумал, «образцовый»? Уж не хочешь ли ты принять участие в этом забеге?

Роман вместо ответа широко улыбнулся. Некоторое время начальник молчал, потом тяжело вздохнул:

− Ну что ж. Я разрешаю тебе покинуть объект, к тому же здесь осталось подежурить всего пару часов…

Ольга вышла следом за старшим охранником:

– Подожди, я тебя сейчас сфотографирую.

− Фото на память? – спросил Ромка.

− Фото в журнал, − серьёзно ответила девушка.

И он ринулся к пёстрой толпе бегущих. Ольга успела запечатлеть его стремительный рывок. Его взгляд светился надеждой и тягой к свободе.